Не менее остро в межрелигиозном научно-богословском диалоге стоит проблема понимания мусульманами христианства. Приверженцы ислама приводят интерпретации христианского вероучения, никак не связанные с истинным учением Церкви. Происходит это, большей частью, из-за изначально ошибочной исходной информации о нем, которая содержится в Коране и Сунне. По законам формальной логики, эта информация подвергает сомнению саму боговдохновенность Корана, поскольку немыслимо незнание Всеведущим Богом доктрин иных религий, которые, по слову Корана, Им же и ниспосланы. В этой главе мы попытаемся предложить полемизирующему оптимальный путь диалога и примеры опровержения мифов о христианстве, которые, как показывает опыт, являются наиболее эффективными в подобном межрелигиозном диалоге.
1. Один или «третий трех»?
«Не веровали те, которые говорили: «Ведь Аллах – третий из трех», – тогда как нет другого божества, кроме единого Бога. А если они не удержатся от того, что говорят, то коснется тех из них, которые не уверовали, мучительное наказание»122.
Этот аят Корана, с точки зрения христиан, является самым абсурдным среди всех коранических текстов. Несостоятельность этого тезиса понятна каждому исповедующему православие человеку. Но именно этот текст чаще всего демонстрируется как доказательство «многобожия» современных христиан, чье истинное вероучение, как и Библия, было искажено. Поэтому апологету, полемизирующему на тему триадологии, приходится всякий раз развенчивать миф о политеизме христиан, поясняя основы догматического вероучения Церкви.
Поражают и расхождения во мнениях толкователей этого аята. Так, Аль-Хусейн бин Масууд Аль-Багауи (+1122г.) без сомнения относил этот аят к учению о «троице трех богов – Аллаха, Исы и Марии»123. Аль–Куртуби (+1273г.) приводит истинную формулу триединства, однако замечает, что три ипостаси Святой Троицы все же являются «тремя богами»124. Ибн Касир (+1373г.) лишь повторяет сказанное обоими толкователями, больше склоняясь на сторону Аль-Багауи и ссылаясь на аят 5:116 «И вот сказал Аллах: «О Иса, сын Марйам! Разве ты сказал людям: «Примите меня и мою мать двумя богами кроме Аллаха?» Он сказал: «Хвала Тебе! Как можно мне говорить, что мне не по праву? Если я говорил, Ты это знаешь. Ты знаешь то, что у меня в душе, а я не знаю того, что у Тебя в душе: ведь Ты – ведающий скрытое»125.
В Коране есть отдельные места, где используется терминология христиан, которая, тем не менее, по-своему интерпретируется исламом. В частности, 4:171 говорит: «О обладатели писания! Не излишествуйте в вашей религии и не говорите против Аллаха ничего, кроме истины. Ведь Мессия, Иса, сын Марйам, – только посланник Аллаха и Его слово, которое Он бросил Марйам, и дух Его. Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите – три! Удержитесь, это – лучшее для вас. Поистине, Аллах – только единый бог. Достохвальнее Он того, чтобы у Него был ребенок. Ему – то, что в небесах, и то, что на земле. Довольно Аллаха как поручителя!» Рассмотрим толкование к этому тексту. Аль-Багауи говорит: «Слово Аллаха» – означает рождение его – Исы (мир ему) словом Божиим «будь»… «дух его» может означать имя Джабраила (мир ему)… «дух» может означать «милость»… или «видение ниспосланное»126. Интересно, что в современной полемике этот аят замалчивается. Думается, это не случайно, поскольку, если библейский текст признается неискаженным, то примутся во внимание все библейские цитаты, говорящие о христианском значении выражения «Его Слово». Это сведет на нет позиции Корана. Более того, повторяя утверждение о «трех божествах», текст обесценивает свою доказательную базу, а неопределенность толкования слова «дух» ставит под удар уже упоминавшееся нами предположение мусульман о том, что «Параклит», «Утешитель», «Дух Святый», приход которого был предсказан Христом, является Мухаммадом.
Бедственное положение дел в кораническом сравнительном богословии проявилось во время активизации в середине XX в. диалога между исламом и христианством. Именно тогда мусульмане всего мира, забыв о тексте Корана, попытались опровергнуть истинное учение о Троице «рациональным» путем.
Во время диалога следует особо акцентировать внимание на строгой монотеистичности христианского вероучения. «Только Господь [Бог твой] есть Бог, [и] нет еще кроме Его»127, – вторят вслед за Писанием христиане мира. Не отвергал монотеизма и Спаситель: в разговоре с ним книжник восклицает: «Хорошо, Учитель! Истину сказал Ты, что один есть Бог и нет иного, кроме Его»128. Святые Отцы Церкви не отступают от этой предельно ясной аксиомы. «Надо… соблюсти веру в единого Бога», – учит святитель Григорий Богослов129. Нет нескольких богов, Бог Един и Предвечен. «Верую во Единого Бога» – говорит и не принимаемый мусульманами Символ Веры. Во время каждого богослужения народ молится: «Услыши ны Боже наш, упование всех концев земли». Отрицающим же Единство Божие «да будет анафема»130, то есть отлучение от Церкви. По сути, признающий существование иных Богов является отступником от православия. И только после разъяснения этой истины о Единстве, мы можем перейти к объяснению понятия о «Единстве Трех в Одном» или «Триединстве».
«Бог един по существу, но троичен в ипостасях»… Именно в этой фразе мусульмане видят подтверждение ереси христиан о многобожии. «Три не может быть сведено к одному по элементарным правилам логики», – утверждают апологеты ислама. Однако и в математике существует понятие математической «бесконечности», которая, например, не подлежит элементарному делению, несмотря на то, что состоит из вполне определенных (пусть и бесконечных) чисел. Логика «1+1+1=3» присутствует в элементарной математике, и постепенно отходит на задний план в высшей. Чем объемнее и грандиозней величина, то все меньше она поддается элементарной логической обработке (если вспомнить, к примеру, математическую бесконечность (∞), которая как раз больше подходит для аналогии с Абсолютом, то сложение ее, совершенное трижды, дает нам все ту же неизменную бесконечность). К тому же, логика, на языке математических символов (именно символов), не всегда соответствовала реалиям жизни. Было время, когда отрицалась возможность авиаполетов131. Квантовая механика признает полную непригодность языка логики для описания законов природы: «Я имел возможность проконсультироваться с сорока физиками-теоретиками... Мои коллеги, несмотря на различие их взглядов, придерживаются, по крайней мере, одного убеждения. Все признают, что мы не понимаем природу материи, законов, которые управляют ею, языка, которым она может быть описана»132. Логичность фактов, подтверждающих ту или иную теорию может оказаться бесполезной, и «правильной оказывается, в конце концов, совершенно другая гипотеза»133. Не только физика прибегает к языку символов, который, по сути, не может описать то, что зафиксировано приборами. Даже «строгая» логически математика содержит крайне «нестрогие» элементы, о чем упоминают современные логики134. Такие же «логицисты» в исламе пытаются объяснить Творца логикой, зачастую и в нашем мире оказывающейся неприменимой. На фоне такого вопиющего незнания основ особо абсурдно слышать распространенное в диалоге утверждение мусульман о возможности логического познания Бога.
Да, мысль о Триединстве Божества непонятна, но приблизить ее к человеческому пониманию можно. Остановимся на некоторых деталях, исключающих политеизм догмата о Троице.
Догмат о Триипостасности – это не вера в трех Богов, поскольку подразумевает единство существа. Оппоненты возражают: все мы, люди, обладаем единым человеческим существом, но мы не едины. Это так, но у нас, у людей, нет свойства, которым обладает Единое Божественное Существо: мы не вездесущи, всеведущи и т.д. Раздельная природа требует наличия обособленных мест существования. Возникает вопрос: где возможно найти такое место для трех божеств, если все они – вездесущи? Христианство безапелляционно настаивает на монотеизме и Единстве Творца вселенной.
Кроме того, ипостаси не существуют раздельно от Единого Божества – они и есть Единое Божество. Они не существуют раздельно, но и слитие их в одно безличное существо невозможно. Трое являют собой Единое Целое, и Каждый не является математической третью Божества, поскольку это было бы немощью, которая противоречит Сути Бога.
Несмотря на кажущуюся с точки зрения элементарной математики абсурдность, в природе есть множество примеров триединства. «Видите, стоит на небе круг блестящий, – говорит св. Кирилл – и от него рождается свет и исходит тепло? Бог Отец, как солнечный круг, без начала и конца. От Него рождается Сын Божий, как от солнца свет, и как от солнца вместе со светлыми лучами идет и тепло, исходит Дух Святой. Всякий различает порознь и круг солнечный, и свет, и тепло, а солнце одно на небе. Так и Св. Троица: три в Ней Лица, а Бог единый и нераздельный»135.
Солнце перестало бы быть солнцем, если отнять у него лучи, свет или само тело звезды. И каждые по отдельности «элементы» нельзя назвать одной третьей солнца. Так и в Троице три Личности являют нераздельное, одновременно трисоставное Единство.
«Тремя богами – пишет свт. Григорий Богослов – можно было бы назвать тех, которых разделяли бы между собою время, или мысль, или державу, или хотение – так что каждый никогда бы не был тождествен с прочими, но всегда находился с ними в борьбе. Но у моей Троицы одна сила, одна мысль, одна слава, одна держава; а через сие не нарушается и единичность, которой великая слава в единой гармонии Божества»136.
Нередко мусульманин понимает суть монотеистичной концепции Троицы, но это никак не влияет на его восприятие Триединства как трибожия. Причинами, как правило, являются убеждения в том, что:
– Троица не упоминается в Библии.
– «Иса – пророк и не может быть Богом».
– «Христа сделали Богом лишь в 325г.»
Постараемся ответить на эти утверждения, которые, как правило, насаждаются мусульманской апологетической пропагандой.
Слова «Троица» нет в Библии
Это – один из самых распространенных доводов, которым мусульманские апологеты «доказывают лживость» догмата о Троице. Однако это утверждение легко опровергается простейшим анализом.
Для того чтобы описать существующий предмет или явление, мы пользуемся теми или иными словами. Скажем, печатное издание объемом больше 50 страниц можно назвать «книгой». А можно – «писанием», «кодексом», «стопкой распечатанных бумаг, склеенных под единой обложкой»… Все определения будут верны, т.к. отражают суть явления посредством семиотики языка, что и важно сделать, даже при отсутствии четкого свидетельства этого явления о самом себе.
Отметим, что слово «салят» («намаз») хоть и приводится в Коране, способ его совершения не упоминается во всем тексте этой Книги. В таком случае, имеем ли мы право утверждать, что мусульмане молятся неправильно, поскольку способ совершения салята указан лишь в Сунне? Отнюдь.
Примерно тот же принцип действует и в случае со словом «Троица». Оно обозначает лишь то, что уже было упомянуто на страницах Библии. Евангелие от Матфея приводит слова Христа: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа»137. В священной истории Нового Завета особое место занимает событие Крещения Христа: «отверзлось небо, и Дух Святый нисшёл на Него в телесном виде, как голубь, и был глас с небес, глаголющий: Ты Сын Мой Возлюбленный; в Тебе Моё благоволение!»138. Тот же голос с небес слышен и в момент Преображения на Фаворе139. В своем послании апостол благословляет христиан словами: «Благодать Господа (нашего) Иисуса Христа, и любовь Бога (Отца), и общение Святого Духа со всеми вами»140. Другой же апостол учит: «А вы, возлюбленные, назидая себя на святейшей вере вашей, молясь Духом Святым, сохраняйте себя в любви Божией, ожидая милости от Господа нашего Иисуса Христа, для вечной жизни»141. То есть, во Имя Трех – а по факту одного – благословляли и поучали первые христиане – апостолы, которые более всех были приближены ко Христу142.
Справедливости ради предположим, что мусульманская трактовка слов Христа верна. Вспомним, что подразумевает ислам под «духом святым». Теперь зададимся вопросом: во имя кого призван верующий во Единого Бога творить любое свое дело? Ответ найдем с легкостью и в исламе: «любое дело, не начинающееся (и не творящееся) во имя Аллаха, обречено на провал»143. Но именем кого пророк посылает своих учеников? Если следовать логике исламской апологетики, то во имя Бога и его творений, что является беспрецедентным как для истории христианства, так и для истории ислама.
Однако, в таком случае, кем является сам Мессия?
Пророк ли Иса, сын Марьям?
Чтобы ответить на этот вопрос, сравним личности Христа и пророка Мухаммада, учитывая характер миссий обоих.
Родился Мухаммад на окраине Византии – Аравийском полуострове, на территории которого уживались арабские язычники, последователи гностицизма, манихейства, и даже иудаизма144. Мекка была центром аравийского язычества: именно там находилась их главная святыня – Кааба, с ее черным камнем и 360-ю идолами, из которых главными были Ваал, Аллят, Аль-Аузза и Манат. Именно туда, в определенные т.н. запретные месяцы (когда запрещался грабеж, останавливались междоусобицы, чем и пользовались караваны, идущие в Сирию), ежегодно стекались паломники со всей Аравии. Большое религиозное и территориальное влияние в доисламской Аравии имело племя Курейшитов, правителей Мекки. Подготовку к этому паломничеству обеспечивали потомки Кусая бин Киляба, из рода которого и произошел Мухаммад. Нравы доисламского общества (согласно мусульманскому определению, общества «джахилийского»145), были архаичными, жесткими. Наряду с безграничным гостеприимством, храбростью, почитанием рода, было распространено кровосмешение, ритуальное закапывание живьем с целью избежать позора, а иногда и убийство мальчиков, из-за страха перед расходами на их пропитание. Эти и другие обычаи вызвали позже в Мухаммаде протест и подтолкнули к поиску иного духовно-нравственного пути. Далее последовали его первое видение и «закладка фундамента» новой мировой религии, которая позже упразднила языческие традиции. Но именем кого?
Мухаммад начал пророчествовать в сорок лет. Причем с первых минут откровения он призывает творить все во имя Аллаха: «Читай! Во имя Господа твоего, создавшего Человека из сгустка крови. Читай! Господь твой самый милостивый, который научил каламом, научил человека тому, чего он не знал»146, – гласят самые первые строки Корана, которые услышал напуганный Мухаммад. С тех пор пророк становится глашатаем откровения. Джабриил регулярно передавал ему Коран Аллаха; по повелению Аллаха начинались война и переселение-хиджра; волей Аллаха устами пророка отменялись и устанавливались обряды и новые законы для верующей в него Уммы. Свои слова он ставит после слов Корана, говоря: «Что запретил Пророк Аллаха, то уже запретил Аллах»147. О своих словах и действиях, которые составляют исламское Предание, Сунну, он отмечает, что его утверждения берут начало в откровениях Всевышнего: «Мне был дарован Коран и подобное ему»148. Автор одного из известных толкований Корана, Ибн Касир, пишет в предисловии к своему творению, что «Сунна была ниспослана откровением как и Коран. Но она не читается как читается Коран. Это доказал имам Аль-Шафии и другие имамы»149. Другой толкователь в своем пояснении к аятам 53:3–4 пишет: «Это – всего лишь откровение, которое ниспосылается». Под «этим» подразумевается все, что Пророк Аллаха сказал о религии»150. Таким образом, вслед за исламскими учеными, можно заключить, что «как Коран – откровение дословное (со слов Аллаха)… так и Сунна – откровение Аллаха по смыслу, ниспосланному Пророку и переданное его словами»151. Иными словами, с начала своей миссии до ее завершения, Мухаммад оставался гласом Аллаха, голосом откровения, принадлежащим только Ему и говорящим лишь от Его имени.
В свою очередь, Иисус Христос, каким мы видим Его в свете строк Нового Завета, являет Собой некоторую противоположность и Мухаммаду, и ветхозаветным пророкам. Только Он имеет всякую власть на небе и на земле152; именно Он будет судить на Страшном Суде153; Он не отверг и даже поощрил возглас Фомы «Господь мой и Бог мой!»154. Явив себя своему ученику Иоанну, Он, как и Яхве155, говорит о Себе как о Первом и Последнем156, явно подразумевая в Себе божественное. В глазах толпы Он был только пророком, и, причисляя себе божественность157, казался людям богохульником. Этого оказалось достаточным, чтобы признать Его достойным смерти158. Таким образом, считать Христа только пророком, идентичным Мухаммаду, было бы, по крайней мере, странно.
Несмотря на это, исламские апологеты, когда рассматривают текст Евангелия, часто «забывают» определенные стихи, указывающие свидетельство Христа о Себе как об истинном Пути. Например: «Если бы вы знали Меня, то знали бы и Отца Моего. И отныне знаете Его и видели Его»159. Здесь стоит отметить, что между всеми стихами Нового Завета существует обратная логическая связь. Невозможно толковать некоторые сложные, многопластовые стихи через другие, более простые. Однако именно сложные отрывки и игнорируют исламские богословы или провозглашают их вставками в библейский текст.
Стоит особо отметить аят 72:3, гласящий: «И Он – да превознесено будет достоинство Господа нашего! – не брал Себе ни подруги, ни ребенка». На него походит и другой аят: «Создатель внове небес и земли! Как будет у Него ребенок, раз не было у Него подруги и когда создал Он всякую вещь и о всякой вещи Он сведущ!»160 Мусульмане любят оперировать именно им, доказывая, что догмат о Троице принижает величие Божие. Не нужно забывать, что и Коран, и Библия в своих описаниях Божества полны антропоморфизмов. К примеру, аят 48:10 упоминает «руку Аллаха». При этом мусульмане уточняют: «У Него есть Рука, подобающая Его Величию». То есть, признавая наличие у Бога руки, ислам признает, что не знает ее формы, ибо она не похожа ни на что сотворенное, но обладает Полнотой Величия Божия161. Другими словами, ислам отвергает буквализм и попытки отождествить признаки Аллаха с земными аналогами. Рука Бога не может быть похожей ни на руку человека, ни на руку животного. Так же и христианство, признавая «Предвечное Рождение» подчеркивает, что «мы находим, что в божественном Писании весьма многое символически сказано о Боге телесным образом, – то должно знать, что нам, людям, облеченным грубою плотию, невозможно иначе разуметь или говорить о божественных высоких и невещественных действиях Божества, как только посредством образов, типов и символов, нам сообразных… Кратко сказать – все, что говорится о Боге телообразно, заключает в себе какую-нибудь сокровенную мысль, и через свойственное нам научает тому, что выше нас»162. То есть, как и любой антропоморфизм, слово «рождение» является лишь земным символом нетварного, предвечного, обладающего Божественным Величием и Полнотой процесса, непонятного нашему разуму.
Первые христиане и Христово Богочеловечество.
Очень часто исламские апологеты пытаются «переиначить» историю на свой лад. В диспутах они приводят доводы в пользу того, что до Первого Вселенского Собора 325 г. Иисуса Христа не почитали как Бога. И якобы именно в то время был утвержден догмат о почитании Святой Троицы. Логика мусульман понятна: так как Иса, Сын Марьям, является пророком, то должны были остаться последователи, которые верили в Его посланничество как пророка, вознесение на небо до распятия и убийство другого человека вместо Него163. Однако история обличает невежество исламских богословов. В первые века притесняемое, гонимое, но живое христианство оставило множество памятников, свидетельствующих об изначальном почитании Христа как Бога. На их основании можно легко доказать аутентичность христианского вероучения.
Феномен христианства сразу привлек к себе внимание Римской Империи. Культ, появившийся в далекой провинции, с каждым годом завоевывал души все новых и новых последователей, которые не боялись идти ради него на смерть. Недоумение римских правителей влекло за собой естественное желание исследовать (пусть и предвзято) нового «скрытого врага». Описания новой религии отразились в сочинениях I-II вв. В частности, Плиний Младший (+113) писал о приверженцах Христа так: «Они… сообщали следующее: они имели в определенный день перед восходом солнца собираться вместе и совместно воспевать гимны Христу, как Богу, давать перед Ним обеты никогда не делать нечестия, не заниматься кражей, воровством или блудом, не нарушать данного слова, не удерживать данного им в залог»164.
Во втором веке поклонение Христу как Богу отметил греческий сатирик Лукиан (+180), который, со слов приверженцев нового учения, описывал личность их Учителя таким образом: «…Он был распят в Палестине за то, что основал этот новый культ… Более того, их первый законодатель (Т.е. сам Христос – Ф.Н.) убедил их в том, что все они братья друг другу, после того, как все они окончательно согрешили, отказавшись от греческих богов, начав молиться этому распятому софисту и живя согласно его законам»165. По свидетельству Иосифа Флавия, ученики Христа проповедовали о его распятии и воскресении, апеллируя ими как свидетельствами истинности его мессианства166. По словам Тацита (+117), это «зловредное суеверие» жестоко пресекалось императором казнями «смутьянов»: «…их умерщвление сопровождалось издевательствами, ибо их облачали в шкуры диких зверей, дабы они были растерзаны насмерть собаками, распинали на крестах, или обреченных на смерть в огне поджигали»167. Таким образом, никаких свидетельств об обычном провозглашении Иисуса пророком, на котором настаивают приверженцы коранической версии, история не знает, хотя сохранила десятки рукописей «невыгодных» Церкви сект и ересей первых веков.
Есть и другой источник информации о жизни первых христианских общин – это свидетельства их писателей и апологетов. Защищая свое учение от гонений, критики, лжи и клеветы язычников, первые ученые разных национальностей, социальных положений, менталитетов отстаивали единое и ясное учение, говорящее о Триединстве Бога и Предвечном Сыновстве Христа-Логоса. Количество их говорит о том, что учение это было далеко не идеологией меньшинства, а общепринятой религиозной догмой, которую проповедовали как святые подвижники, так и простые писатели. Послание к коринфянам св. Климента Римского (+101), сочинение первого века, одно из древнейших после книг Священного Писания Нового Завета, гласит: «Жив Бог и Господь Иисус Христос»168. Примерно в то же время Игнатий, епископ Антиохийский (+107) пишет: «Есть Один Врач, телесный и духовный, рожденный и нерожденный, Бог во плоти, в смерти истинная Жизнь, от Марии и от Бога, сперва подверженный, а потом неподверженный страданию, Господь наш Иисус Христос». Некий Аристид (+140) в своей апологии утверждает, что «…И о Нем (о Христе) говорится, что Бог сошел с неба, и облекся плотию». Видный афинский философ-христианин Афинагор (+176) говорит о том же: «Мы признаем Бога и Сына Его – Слово, и Духа Святого, именно составляющих одно». Св. Ириней Лионский неоднократно замечает, что «Христос – истинно человек и истинный Бог» но, несмотря на это «Отец есть Господь, и Сын – Господь, и Отец – Бог, и Сын – Бог», признавая лишь «Единого Бога» дарующего спасение. В третьем веке ничего не изменяется в теологии православия, и Римский епископ Ипполит (+235) учит, что «только тот истинно верит в Единого Бога, кто истинно верит в Отца, Сына и Духа Святого», тем самым подтверждая неизменное учение первых двух веков. Ни одного свидетельства о ересях, приближенных исламской точке зрения на личность Христа, Его миссию, смерть и воскресение, нет ни в летописях историков, ни в апологиях первых церковных писателей, критикующих иные философские концепции того времени169. И лишь к концу третьего века зарождается арианство, которое и было осуждено на Первом Вселенском Соборе, но которое вряд ли можно назвать «исконным христианством»170.
Троица, богочеловечество и языческие культы
Одним из самых распространенных клише, бросаемых в адрес христианства как со стороны мусульман, так и со стороны других оппонентов, является обвинение его в синтезе языческих культов и следовании им. В частности критикуется сходство христианской триадологии и догмата о боговоплощении с их «аналогами» в языческой среде. Рассмотрим же подобные аналогии.
А. Триады.
Действительно, в древности существовали «семейные» триады богов. В частности, в Древнем Египте почитались многочисленные триады, состоящие из отца, матери и их ребенка. Яркой иллюстрацией является знаменитая Фиванская триада Амона, Мут и Хонсу171. Подобная по системе мифология существовала как в Древней Греции (к примеру, Зевс, Гера и Арес172), так и в Древнем Риме (Сатурн, Опс и Юпитер173). Следуя этой же логике, Коран критикует христиан: «И Он – да превознесено будет достоинство Господа нашего! – не брал Себе ни подруги, ни ребенка»174. Однако следует заметить, что подобной божественной триады нет в христианском вероучении. Более того – боги пантеона, пусть и составляющие собой триаду, имеют раздельную природу, обладающую различными свойствами, чего не наблюдается в случае с Троицей. Языческие «три» не являются «одним». Как ясно видно, аналогия эта явно натянута.
Однако существует и другой вид триад, более поздний, содержащий некое подобие идеи триединства. Примером является индуистская триада Тримурти, где три бога предстают как формы проявления одного и того же верховного божества. «Оно создает образ Брахмы, получает форму в виде Пуруши и разрушает естеством Рудры – таковы три состояния владыки тварей» – говорит о Тримурти Магабхарата175. Однако и тут все не так однозначно: ипостаси Пресвятой Троицы не являются проявлением (модусом) Бога, а подобное учение – савеллианство, возникшее в лишь в III веке – было отклонено Церковью как еретическое176. Также, окончательное становление триединого представления о Тримурти является послеведическим, появившимся лишь в 300 – 1200 гг. н.э., что исключает сам факт заимствования177. Видный эксперт в области истории Индии Артур Бэшем так оценивает мнимое сходство идеи Тримурти с христианским догматом триединства: «Первые западные исследователи индуизма были впечатлены сходством между индуистским триединством и христианской Троицей. На самом деле, сходство не очень-то близкое, и индуистское триединство, в отличие от Святой Троицы христиан, никогда в сущности не «было популярным». Весь индуистский тринитаризм имел тенденцию к принятию только одного бога из трёх; таким образом, из контекста ясно, что гимн Калидасы к Тримурти в действительности адресован Брахме, который рассматривается как верховный бог. Тримурти являлся, фактически, искусственной величиной, и имел мало реального влияния»178. Следовательно, подобные претензии снимаются сами собой.
Б. Идея богочеловечества и спасения.
Точно так же, как и в случае с мнимым заимствованием догмата о троичности, наши оппоненты утверждают, что представление о божественном воплощении, страдании и искуплении является заимствованием из языческой мифологии. Но так ли это на самом деле? Опять же обратимся к древней мифологии.
Самая ранняя хронологически из приводимых мусульманами сравнений – аналогия с Осирисом, который, хоть и не был воплощением бога, но был умерщвлен и, в последующем, воскрешен. Однако смерть Осириса не несет никакой явной богословско-символической нагрузки, как и его воскресение, после которого он остается в Царстве Мертвых179.
Иногда, в качестве аналога смерти и воскресения Христа предлагается культ Адониса, убитого Персефоной и воскресшего для жизни в образе цветка180. Тем не менее, месть богов и просьба Афродиты о возвращении возлюбленного к жизни не имеет ничего общего с сотериологией Жертвы Христовой.
Другим излюбленным примером наших оппонентов является образ Геракла – полубога, совершающего 12 своих подвигов во искупление своего греха. Согласно легенде, Геракл спускается в Аид, вызволяя оттуда Тесея, Пирифоя, Алкесту и борется с Танатосом за жену друга Адмета. Впоследствии, Геракл возносится на Олимп181. Однако и здесь нет достаточных оснований для проведений полноценной параллели: Геракл не бог и не воплощается богом, не страдает за кого-либо из людей, спасая его – смерть его становится случайностью. Эпизод же освобождения душ из Аида также не имеет сходства с Xристовым сошествием во Ад, и остается лишь актом возвращения их к земной, телесной жизни. Подобные возражения можно противопоставить и другим аналогиям с языческим наследием древности.
Наиболее близким идеям христианства кажется идея воплощения Вишну в Кришне. Однако Кришна не рождался от девы, воплощение божества Вишну было далеко не первым, а жизнь и смерть Кришны не принесли для него ни боли, ни страданий. И, тем более, Кришна не стал человеком навечно, не связал божественную природу свою и человеческую природы неслитно, нераздельно, неразлучно и вечно182.
Так или иначе, но поставить знак равенства между Священной Историей Нового Завета, христианской догматикой и языческими верованиями других эпох и народов в принципе не представляется возможным. Но как оправдать те незначительные совпадения, присутствующие в подавляющем большинстве случаев? Согласно как Библии, так и Корану, человек с момента своего сотворения находился в общении с Создателем. Отпав в момент грехопадения, он неоднократно отворачивался от Господа, не теряя памяти, пусть и смутной, о Нем. Так, в пантеоне всегда существовало верховное божество, а разные ритуалы, проводимые в рамках той или иной религии, отдаленно напоминали заповеданное Богом служение. Так, к примеру, жертва была установлена еще во времена Адама183, и продолжила свое существование в последующем, но в искаженной людьми форме, служащей идолам. И именно поэтому наряду со скинией Господней184 существовала и скиния Молоха185, а апостол напоминает нам о существовании как Чаши Господней, так и чаши бесовской186. В еретических, языческих учениях оставалась форма, но менялось самое главное – ее смысл, идея, что и обесценивало сам символ, существующий в религиозной памяти человечества. Несомненно, эта скрытая война велась и ведется поныне, приняв иные формы, но оставшись, де-факто, той же, по сути.
2. Разрешено ли то, что запрещено?
Коран считает свершившимся мнимый факт обожествления христианской Церковью своих учителей – ученых-богословов и священноначалия. В частности, текст Корана гласит: «они признали господами помимо Аллаха своих первосвященников и монахов, а также Мессию, сына Марьям (Марии). А ведь им было велено поклоняться только одному Богу, кроме которого нет иного божества. Он превыше того, что они приобщают в сотоварищи!»187. По толкованию Аль-Багауи, «поклонение» заблудших своим духовным лидерам истолковывается как «следование им в ослушании Аллаха: разрешение запрещенного Аллахом и запрещение разрешенного Им»188. В качестве подтверждения ученый приводит следующий хадис: «…Рассказал Адийй ибн Хатим: «вошел я однажды к Пророку (с.а.с.) с золотым крестом на шее. И сказал тогда мне Пророк Аллаха: «Сними этот идол с шеи своей». И услышал я, как он начал читать аят «они признали господами помимо Аллаха» до конца. Когда же он закончил, то сказал: «Они не возвеличивают их как Аллаха, но разрешают запрещенное Аллахом и запрещают разрешенное»189. То есть, христиане якобы исказили Книгу Аллаха и своим следованием «кощунств духовных пастырей» усиливают собственное заблуждение. Происходило же это, по мнению исламских апологетов, преимущественно на Соборах и, как самый яркий пример, мусульманами приводится Первый Вселенский Собор в Никее, «сделавший из Христа Бога». Несмотря на опровергнутое нами выше суждение об «Избрании Христа богом», данным путем критикуется вся христианская система выработки теологических концепций. Однако, как ни странно, методики выработки вероучительных и правовых концепций в исламе и христианстве сходны. К сожалению, оппоненты об этом забывают, чем ставят всю свою теологическую систему под удар.
Исламские богословы выделяют несколько источников исламского вероучения и права, среди которых на первых местах упоминают: Писание (Коран), Предание (Сунна) и Ижмаа (консенсус). Богооткровенными, а, следовательно, непререкаемыми являются Коран и Сунна. В них заключены основы шариата. Третий важнейший источник, на который ссылаются члены исламской общины, – Ижмаа. Ижмаа (или консенсус), в исламской теологии определяется как «согласие муджтахидов190 Уммы после смерти Пророка (с.а.с.) о любом деле Шариата (религиозном или мирском) в любую эпоху»191. Мера эта была установлена с целью оказывать помощь верующим вырабатывать новые постановления, о которых прямо не упоминается в Коране и Сунне. Потому и «Ижмаа во время жизни Пророка (с.а.с) не постановление, и признается лишь после его смерти»192. Согласно исламским источникам, отказавшийся от следования ижмаа является кафиром – неверным, и объявляется вне ислама193.
Итак, христианская методика выработки вероучительных концепций подобна исламской. Для христиан существует лишь два религиозных источника – Писание (Библия), и Предание, которое включает в себя предания апостолов и их учеников, усвоивших божественные истины от самого Христа (так же, как и Мухаммад утвердил все свои откровения от Аллаха). Своеобразный «христианский ижмаа» – это согласие всех верующих, в том числе всех ученых, а следовательно, всей христианской Уммы-Церкви. Вероучительная истина только тогда является обязательной, когда все без исключения ученые, вся без исключения Вселенская Церковь признали ее правоту, подкрепив словами Откровения. Именно этого Церковь добивалась на Вселенских Соборах, извлекая из Писания и Предания постановления и обосновывая их твердой логической связью с этими двумя богооткровенными источниками194. Священник или богослов, позволивший себе исказить Откровение, Предание и согласие Церкви, будет предан анафеме, то есть отлучению195. По сути, в христианстве сохранилась ясная цепь богооткровенных истин, открытых в Писании и в Предании, которые логически повторяют и дополняют друг друга, и образовывают единую, цельную теологическую систему, а также четко различают элементы, присущие православию и радикально чуждые ему. Лишь на их основании священник может быть священником, христианином. Тот, кто подвергает эти истины искажению, не принадлежит Православной Церкви, находится вне ее, а значит, не может считаться ее членом. Следовательно, разрешающий запрещенное Богом как в исламе, так и в христианстве сам подвергается запрещению и изгнанию из религии.
3. Итог
Пытаясь критиковать христианство, ислам действует методом, заранее обреченным на провал. «Богооткровенные» истины Корана содержат огромное количество ошибок, связанных с основами христианского вероучения. Те, кто свято верят этим «истинам», рискуют никогда ничего не узнать о христианстве. Более того, множество фактических ошибок ставят под сомнение саму боговдохновенность Корана, а комментарии к нему источников Сунны – осведомленность самого Мухаммада в области христианского вероучения. Парадоксально, но исламская литература только способствует раскрытию и проповеди евангельских истин, которые так радикально были искажены в Коране, призывая мыслящих думать, а проповедующих – призывать к разумному, научному анализу коранического сравнительного богословия.
