вторник, 28 июля 2015 г.

КАК МУСУЛЬМАНКА СТАЛА ИКОНОПИСЦЕМ

В жизни Аллы Мещеровой всё складывалось вроде бы закономерно: вольнослушателем она училась живописи в Академии художеств им. Репина в родном Петербурге, потом осваивала иконопись в тверской «Школе церковных ремесел». Если б не одно обстоятельство: Альфия (как нарекли ее родители) росла в мусульманской семье, где свято чтили вековые традиции предков. Однако дом для души своей она нашла в Православии.
– Пожалуй, не многие мусульмане, а уж особенно женщины, решатся пойти в вере против семьи. Что у вас случилось, с чего вдруг вы так резко крутанули колесо семейной истории?
– Я родилась в мусульманской семье. Обе бабушки были верующими, совершали намазы. Особенно была усердной папина мама, она, как положено, несколько раз на дню молилась, и меня она мусульманским молитвам учила. Но они меня, к сожалению, не трогали, потому что я твердила их на непонятном арабском языке. Перевода бабушка не знала. Сколько себя помню, я искала веры осмысленной, и поэтому доверительные отношения с Богом у меня тогда никак не складывались.
Я так доверилась незнакомой мне православной святой, что, приехав домой, даже не удивилась тому, что бабушке стало лучше
– И когда они начали складываться?
– Окончив школу, я продолжала упорно искать смысл жизни и для начала прочитала весь Коран. Но в этой мудрой книге не нашла ответов на свои вопросы и потому начала читать разных философов: марксистов, идеалистов, потом переключилась на Соловьева, Бердяева, Розанова. Последний из перечисленных меня и подтолкнул ко Христу. Но дорога к Нему оказалась довольно тернистой: в конце 1980-х на фоне повального интереса ко всему паранормальному у меня открылись всякие «способности», и на несколько лет я увязла в болоте эзотерики, приобретя массу всяких фобий. В голове у меня тогда было, по выражению отца Андрея Кураева, любимое блюдо российской интеллигенции – каша: буддизм, эзотерика, теософия. И всё это было приправлено соусом ислама и перчиком смутных представлений о христианстве. Вот тогда я начала читать Евангелие, а на ночь клала его под подушку и только так могла спать спокойно, так как без него меня мучили кошмары. В 1987 году моя бабушка заболела раком, к осени она слегла и больше всего переживала о том, что умирать придется, видимо, зимой и закопают ее в холодную землю. И совершенно случайно на этюдах на берегу реки Смоленки я разговорилась с преподавателем, рассказала о том, что бабушка при смерти и больше двух недель, по мнению врачей, она не проживет. Он предложил отвести меня к блаженной Ксении, часовня которой стояла неподалеку на Смоленском кладбище, так как Ксения помогает всем. Когда пришли, он показал, где свечку купить, где поставить. Это было часа в четыре. Я от души молилась, просила Ксению помочь бабушке, облегчить страдания. Я почему-то настолько доверилась незнакомой мне православной святой, что, приехав вечером домой, даже не удивилась, увидев, что бабушка ходит по квартире и что лучше ей стало именно в четыре часа дня.
– После этого вы уже без сомнений пошли в Православие?
Из дымки, окутывающей всё пространство, ко мне протянулась рука с крестиком на цепочке. Я подставила ладонь…
– Всё не так просто. К тому времени я прочитала Евангелие и в храме бывала постоянно, но креститься не решалась: всё-таки перемена веры – шаг серьезный. Я понимала, что для родителей это станет ударом, боялась за их здоровье. Я лишь просила Господа, чтобы Он дал мне знак четкий и внятный, чтобы понять, является ли мое крещение Его волей. И однажды пришла я в храм на Смоленке; до начала службы было еще часа два, народу никого, и я стояла в приделе Ксении Петербуржской, прислонившись к колонне. Вдруг пространство вокруг изменилось: исчезло всё – ни пола, ни потолка, ничего вообще не было, но в то же время это была не пустота, а густая синева, почти чернота. Черный – тот же, что и на мандорлах новгородской иконы «Сошествие во ад». Я потом долго не понимала, почему пространство было темным, и лишь несколько лет спустя у Дионисия Ареопагита прочитала, что Божественный нетварный свет человек видит как мрак. В общем, это было безумно красиво, абсолютно непонятно, и, наверное, мои чувства были сродни тому, что чувствует ребенок в лоне матери, – защищенность и любовь. Потом из дымки, окутывающей всё пространство, ко мне протянулась рука с крестиком на цепочке. Я подставила ладонь, и когда в нее положили этот крестик, я моментально вернулась в реальность. На следующий день без всяких сомнений я пошла креститься.
  
– А иконопись возникла как одна из граней профессии?
– На то был Промысл Божий, и тоже с предысторией. В году, наверное, 1994-м в моей жизни случился глобальный кризис: во-первых, творческий – я не могла писать картины; во-вторых, предмет любви меня покинул, громко хлопнув дверью; в-третьих, из-за астмы я почти перестала дышать. И самое главное, я поняла, что весь этот букет неприятностей – результат мой бурной предыдущей жизни. Но Господь нас никогда не оставляет. И поняв, что без храма Божиего мне не обойтись, 6 февраля, в день памяти Ксении Блаженной, я буквально доползла до ее часовни, с трудом отстояла службу, и после этого мне стало значительно легче. Когда я наконец перестала чувствовать себя полуживым инвалидом, начала более-менее нормально дышать, встал вопрос, как жить дальше. В 29 лет менять профессию? Но живопись для меня была не просто профессией, я 11 лет работала как одержимая по 16 часов в сутки для того, чтобы стать живописцем. Если менять профессию, значит, все труды и жертвы были напрасны и вся моя предыдущая жизнь – бессмысленна. Случайно узнав о Дивееве и о Серафиме Саровском, я решила поехать к нему за ответом на свой внутренний вопрос, хотя понятия не имела, что такое монастырь и паломническая поездка. Поехала с приятельницей. До Нижнего Новгорода мы добрались легко, а вот дальше… Вместо приятной трехчасовой поездки в комфортабельном автобусе 13 часов мы стояли в гигантской пробке из-за сильнейшего снегопада. И едва закончилась эта пытка дорогой, как началась пытка сугробами: я в первый – и, надеюсь, последний – раз в жизни проваливалась в снег по шею.
Первые несколько дней в монастыре вспоминаю как кошмар. Было очень тяжело. Но именно там я родилась заново. Хозяйка, у которой мы остановились и с которой успели подружиться за две недели нашего проживания в Дивееве, спросила однажды у меня: «Вот ты же художник. Может, напишешь мне блаженную Ксению?» Просьба эта оказалась совершенно промыслительной. Отец Владимир Шикин сам подошел ко мне в храме, увидев мою растерянность. Я объяснила ситуацию, а он сказал, что просто так икону писать не благословляет, что этому надо учиться и поэтому он меня благословляет ехать в Тверь в иконописную артель Андрея Запрудного. Сказал и заспешил по своим делам. А я ему вслед: «Батюшка, как же родители?! Они ведь мусульмане, не поймут и не отпустят меня в чужой город…» Он на ходу только рукой махнул: «Господь управит». Отец Владимир оказался прав: Господь управил так, что родители спокойно восприняли новость о том, что я еду учиться в Тверь. Правда, я не стала им уточнять, что это школа церковных ремесел. Встав на путь Православия и новой для себя профессии, я всегда чувствовала помощь Божию и Его Промысл обо мне.
На выставку я приходила раз десять именно из-за икон.
Оказалось, что Шагала в третий-четвертый раз смотреть неинтересно
– Никогда до этого не мыслили себя иконописцем? Но как художник, вы, наверное, всегда восхищались творениями Феофана Грека, Рублева?
– Еще не будучи крещеной, в году, наверное, 1991-м я побывала на выставке из фондов Русского музея: Кандинский, Малевич, Гончарова, Шагал, Филонов… Но меня потрясли не они – хотя тогда я всё это очень любила, – а русские иконы из собрания Никодима Кондакова, известного историка искусства. Это был праздник, несказанное ощущение рая и чуда, и я долго ходила будто оглушенная. На эту выставку я приходила раз десять именно из-за икон, так как оказалось, что Шагала даже в третий-четвертый раз смотреть неинтересно. Меня поразило мастерство, с которым были написаны иконы. Я на них увидела рай. И для меня это стало открытием потому, что к русской иконе в советское время было принято относиться как-то снисходительно: вот итальянский ренессанс – это да, а икона – конечно, мило, но… Восхищение иконой жило во мне все последующие годы и стало сродни ключику, который однажды открыл дверь в мир Православия. Собственно, это, наверное, и определило мой теперешний праздничный стиль.
– Когда вы начали писать святых, искушения возникали, или как по маслу всё пошло, благословенно?
– Первая написанная мною икона – «Бичевание святого Георгия». Артель тогда писала два иконостаса для белорусского храма, один алтарь был посвящен святому Георгию. Потом я написала Троицу для иконостаса в Дивееве. Вообще с иконами, которые я писала, у меня всё как-то больше какие-то искушения связаны. Чудес не припомню, а вот искушений – выше крыши. Особенно когда пишешь запрестольный образ, крест или иконостас. Первую запрестольную икону я писала в начале «нулевых» для храма Сергия Радонежского в Сертолове Всеволожского района Ленинградской области. Едва приступив к работе, я умудрилась сломать ребро. Лекарства болеутоляющие пить сама не догадалась, а врач не подсказал. Иконная доска была огромных размеров, тяжелая, и мне ее приходилось то и дело поднимать, переворачивать, снимать с мольберта, переносить на стол, потом снова ставить на мольберт. Батюшка требовал скорее эту икону закончить и не считал, что мне нужен больничный хотя бы на первое время после перелома. Из-за постоянной физической боли я пребывала в каком-то оглушенном состоянии, может, поэтому она и получилась хорошей, молитвенной. Это все говорили. Первые две иконы из первого моего иконостаса очень трудно мне дались, всё время что-то случалось, потом чуток полегчало, хотя тоже не гладко шло. Одна из этих моих икон мироточила потом. Икона изображает мир горний. Мы иногда забываем, что за этим словосочетанием стоит любовь Христова. Мы изображаем мир полноценной гармоничной Любви, который не может быть печальным, или скорбным, или мрачным – это всё человеческое. Православие – радость Богообщения. Мы потому и славим Бога, что Он принес нам Благую весть о Любви. И это отражается в иконах.
  

понедельник, 27 июля 2015 г.

ИСЛАМ И ХРИСТИАНСТВО. Вчера и Сегодня, происхождение и генезис, история и противостояние

Хафез Акбаров
ИСЛАМ И ХРИСТИАНСТВО

п. 34 Историческое противостояние. Взгляд мусульман на христианство.

"Ислам пришел на смену христианству"... "Отец Салима бен Абдаллаха слышал, как посланник Аллаха сказал: "Поистине, время вашего существования по отношению к предшествовавшим религиозным общинам подобно времени от послеполуденной молитвы до захода солнца. В свое время иудеям была дана Тора, и они поступали в соответствии с ее предписаниями, пока не ослабели к полудню, получив за свои дела по карату в награду. Потом христианам было дано Евангелие, и они поступали в соответсвии с его предписаниями до наступления послеполуденной молитвы, пока не ослабели, получив за свои дела по карату в награду. Потом нам был дан Коран, и мы стали поступать в соответствии с его предписаниями, пока не взошло солнце, но мы стали получать по два карата в награду за наши дела..." так говорит мусульманское предание. Христианство в представлении мусульман нечто прошедшее, замененное более совершенным исламом.

Христианство - иудейская религия. Помимо этого, мусульмане считают, что христианство религия, которая изначально предназначалась для иудеев. По мнению мусульманских богословов, миссионерская деятельность апостола Павла была неправомочной, так как он вынес христианство за границы Израиля язычникам.

Обвинение в многобожии. "Поистине, те из обладателей Писания (т.е. христиане и иудеи Прим. авт.) и многобожники, которые не уверовали (т.е. не стали мусульманами Прим. авт.), в огне геенны, вечно пребывая там. Они худшие из тварей." (Сура 98:5). Этими аятами мединской суры Мухаммад окончательно обозначает свое отношение к христианам, уравнивая их с многобожниками. Впрочем, мусульмане весьма часто называли многобожниками {мушрикун) и самих христиан, обвиняя их либо в троебожии (Троица), либо в двоебожии (Иисус Сын Бога).

Мы уже рассматривали ряд тем, касающихся взаимоотношений ислама и христианства со времен зарождения религии Мухаммада. К моменту возникновения ислама в VII веке христианская Церковь существовала уже шесть столетий. Как уже отмечалось, основатель ислама Мухаммад не имел возможности познакомиться с чистым ортодоксальным христианским вероучением, ибо регион Аравии, Сирии, Северной Африки был представлен как правило всевозможными христианскими сектами, искажающими истинные принципы и постулаты Церкви.

Многие из этих сект (назаряне, медалисты, мелкиты, несториане и т.д.) существуют там и ныне, к ним мы еще вернемся позднее. Ортодоксальные богословы вели с этими ересями борьбу, но последующий захват данных территорий арабами-мусульманами прервал всякие взаимоотношения Церкви с этими сектами, предоставляя им свободу развиваться самостоятельно. "Христианское вероучение", излагаемое данными сектами, и было по-видимому тем "христианством", с которым и познакомился Мухаммад в своих поисках религии истинного Бога. У нас нет твердых оснований думать по иному. Но было бы неправильным относить все проблемы, возникающие между христианством и исламом, только на счет еретиков.

Ислам религия войны, религия джихада. Мировая экспансия ислама закономерное его развитие. Столкновение духовное, политическое, военное, территориальное, философское было неизбежным. Все это вылилось в веками уже длящийся конфликт, который порождает разочарования, горечь, обиды, ненависть, равнодушие и страх с обеих сторон.

Взгляд среднего мусульманина. Среднестатистический мусульманин вообще не интересуется христианством. Точно так же, как и тот же среднестатистический христианин равнодушен к мусульманам. За время (более десяти столетий!), прошедшее с тех пор, как утвердился в своих границах "дом ислама", религия ислама стала своеобразным национальным признаком десятков народов в мире.

С точки зрения среднего мусульманина, христианство имело смысл лишь до прихода Мухаммада, и сейчас может быть практикуемо на Западе, но для него самого оно абсолютно неподходяще. Христианство, по его мнению, неполноценно по сравнению с исламом. Оно слишком теоретично, непрактично и содержит множество непривычных и неудобных ограничений: запрещает, например, месть, полигамию, развод. Кроме того, христианин для мусульман нечист: он необрезан, не совершает ритуальных омовений, употребляет в пищу скверную пищу (напр. свинину).

Здесь необходимо отметить, что мусульманин не делает различия между номинальным и истинным христианином. Любой "западный" человек европеец, американец или австралиец для мусульманина является христианином.

Искажение Библии. Точка зрения ислама на Библию во многом характеризует само отношение мусульман к христианам. Мусульмане говорят, что Библия в той форме, в какой она сейчас существует, была искажена. Они считают, что Церковь, отвергая Мухаммада как "печать пророков", противостоит библейским пророчествам о нем. По мнению мусульман, Иисус предсказывал пришествие Мухаммада в евангелии от Иоанна 14:16, 15:26, 16:7.

В данных стихах Иисус говорит об Утешителе (греч. parakletos), т.е., как видно из всего контекста, о Духе Святом. Но мусульманское богословие утверждает, что греческое слово parakletos искажено: Иисус мол говорил о periklytos (греч. великолепный, прославленный), а это слово является греческой формой имени Мухаммад (арабск. Мухаммад, Ахмад, Махмуд великолепный).

Таким образом, мусульмане, взяв на вооружение теорию искажения Библии, доказывают правомочность прихода последнего пророка, "печати пророков" Мухаммада, на основании Библии. В Коране Иса (Иисус) говорит о будущем приходе Мухаммада (Сура 61:6).

Все вышесказанное в представлении мусульман являет Церковь, как отвергшую своего последнего пророка Мухаммада. Можно, для большей наглядности, привести пример с евреями и Иисусом, Который "...к Своим пришел, но Свои (т.е. евреи) Его не приняли". Христиане в данном случае уподоблены евреям, а Иисус Мухаммаду.

Вопросы:

1) В чем суть обвинения исламом христиан в многобожии?

2) На чем основывается мнение среднего мусульманина о христианах?

3) В чем суть обвинения мусульманами христиан в искажении Библии?



п. 35 Отрицание библейского Бога.

Коран о Боге. Общеизвестно, что Коран отвергает многие принципиальные теологические доктрины Библии. Стоит только прочитать аяты Корана, говорящие о Библии, Кресте и Троице, чтобы увидеть большие расхождения с истинной библейской историей (Суры 4:169; 4:156-158; 5:17, 19, 73, 75, 116, 117; 9:30 и т.д.). Кроме того, Коран отрицает изложенный в Библии путь спасения через жертву Христову, спасения не по делам, а по милости Божьей.

Сущность учения Корана закон, исполняя который, человек может надеяться на благоволение к нему Аллаха на будущем суде. Для мусульманина кардинальное понятие заместившей закон благодати, данное в особенности в посланиях апостола Павла, не может существовать, ибо ислам религия жесткого требовательного закона.

Из вышесказанного вытекает и неприятие мусульманами всей идеи Нового Завета, т.е. освобождения человечества из под проклятия закона, ибо эта идея подразумевает участие Самого Бога в акте искупления, что для мусульман вообще немыслимо и оскорбительно.

Бог в исламе направляет своих последователей по пути закона. Ни один, даже самый правоверный, мусульманин не может твердо сказать: "Я принят Аллахом в рай!" Коран этого не гарантирует, мусульманин может надеяться только на милость Аллаха, который весьма непредсказуем в своих действиях. Вот что пишет известный персидский поэт и ученый Средневековья Омар Хайям (ок. 1048 ок, 1130 гг.) в одном из своих четверостиший о действиях Аллаха;

Ты расставляешь западни на всех путях моих,

Грозишь убить, коль попадусь я вдруг в одну из них,

Ты сам ведь ставишь западни! А тех, кто в них попал,

Бунтовщиками ты зовешь и убиваешь их?...

"Ибо так возлюбил Бог мир..." эта весть, изложенная в известных стихах евангелия от Иоанна, не понята и не принята мусульманами. Их понимание Бога иное. Он судья, но не Любовь. Он не желает приблизиться к человеку, тем более жертвовать чем-либо ради человека. Он неприступен и неведом.

Эта идея, выпестованная в сознании мусульман с самого рождения, становится главным препятствием на пути осознания реальной возможности быть спасенным уже сейчас, в этой земной жизни, через искупительную жертву Иисуса Христа.

Ереси антитринитариев. Как мы уже говорили выше, Мухаммад, излагая своим последователям сущность бога ислама, делает упор на его единственность. Единственность Аллаха утверждается в Коране многократно. Эту доктрину единственности мусульмане выставляют против христианской доктрины Троицы, считая, что Церковь поклоняется трем богам.

В сущности, в своей трактовке Троицы мусульмане становятся на позиции многих псевдохристианских сект. Истоки такого извращенного понимания Троицы уходят корнями в далекое прошлое, еще к III веку н.э., ко времени появления ересей динамистов, медалистов (патрипассиан), павлиан, монархией, савеллианцее, мариамистов и т.д., объединенных историками Церкви под общим названием антитринитариев.

О секте мариамистов стоит упомянуть особо, так как именно ересь этой секты до сих пор воспринимается большинством мусульман как действительное христианское учение. Эта ересь появилась и распространилась в околоаравийских регионах в V веке н.э. еще до возникновения ислама. Сторонники этого учения (язычники, обратившиеся в христианство) некогда поклонялись богине Венере, "царице неба", и перенесли этот культ в христианство. Только вместо Венеры объектом поклонения они избрали деву Марию (отсюда и их название). Мариамисты учили, что существует три бога: Бог отец, Мария и их сын Христос. Видимо с этим учением пришлось столкнуться Мухаммаду, ибо он резко возражает против него: "И вот сказал Аллах: "О, Иса, сын Марйам! Разве ты сказал людям: "Примите меня и мою мать богами кроме Аллаха."?..." (Сура 5:116). Некоторые другие места Корана тоже говорят о восприятии точки зрения мариамистов как истинно христианского учения о трех богах (Суры 4:169; 5:77; 6:101).

Православная церковь боролась против этой ереси и категорически отвергала ее, лишая ее приверженцев причастия и отлучая их. К концу VII века (т.е. когда учение ислама уже окончательно утвердилось и текст Корана (в 651 году) был утвержден и канонизирован) секта мариамистов полностью исчезла, а их ересь была полностью искоренена, оставшись лишь на страницах Корана и в мировосприятии мусульман, среди которых до сих пор бытует мнение, что Троица это Бог-отец, Мария, Христос...

Вопросы:

1) Какие из библейских доктрин Коран отвергает?

2) Что такое ересь антитринитариев? Расскажите о секте мариамистов.

3) Попробуйте доступно и правильно изложить свое понимание Троицы.


п. 36 Христос в исламе

Христос в Библии. Личность и значение Иисуса Христа в Библии это фундамент, на котором обосновывается весь Божий план спасения грешного человека. Евангелие Матфея, Марка, Луки и Иоанна рассказывают, нам о непорочном зачатии и рождении Иисуса, Его жизни, деяниях, Его смерти на кресте для искупления наших грехов и последующих воскресении и вознесении к Отцу Небесному. Кроме того, весь Новый Завет (в особенности книга Откровения Иоанна) говорит о будущем Втором пришествии Иисуса Христа во всей славе для суда над грехом этого мира и для оправдания тех, кто уверовал в Него и получил прощение своих грехов и рождение свыше.

Эти события, являющиеся действительной и единственной благой вестью о спасении и примирении с Богом для всего человечества, составляют христианское вероучение.

Имена и значение Иисуса Христа в исламе. В Коране Иисус назван Исой сыном Марйам. Кроме этого, Иисус имеет очень много имен-эпитетов, у Него их больше, чем даже у Мухаммада. Иисус назван знамением, милосердием (Сура 19:21), посланником Аллаха и мессией (Суры 3:40; 4:156, 169; 5:79), примером (Сура 43:57), славным (Сура 3:40), пророком (Суры 2:130; 3:78; 19:31; 33:7), благословенным (Сура 19:32), словом Аллаха и духом его (Суры 3:40; 4:169) и др. Мусульманская эсхатология связывает с Иисусом Исой важнейшие события последнего времени. Согласно исламскому вероучению, перед концом света будет на краткое время освобождено страшное существо Даджжаль (обманщик, ложный), по-иному называемое ал-Масих ал-Каззаб (лжемессия), которое в данное время находится на острове в Индийском океане, прикованное к скале цепями, где его кормят и охраняют джинны. После своего освобождения Даджжаль установит свое гибельное для людей царство на сорок дней (или лет). Его власть будет распространяться на весь мир, кроме Мекки и Медины, и никто не сможет противостоять ему. Лишь по истечении положенного срока с четвертого неба спустится Иса сын Марйам (т.е. Иисус Христос) и один (или вместе с другим мессией ал-Махди} покончит с Даджжалем, установив на земле чистоту и силу ислама.

Чудеса Иисуса Христа. Коран упоминает и о чудесах Иисуса. Некоторые чудеса Иисуса, описанные в Коране, явно небиблейского происхождения, а взяты Мухаммадом видимо из апокрифов: Иисус оживляет сделанных Им из глины птиц (Сура 5:110), разговаривает будучи младенцем как взрослый человек (Суры 3:41; 19:31). Кроме того, мусульманское предание рассказывает о случае, бывшим с мальчиком Иисусом: он пошел звать соседских детей играть на улицу, но родители детей не пускали, говоря, что детей нет в доме. "А кто же там шумит?" спросил Иисус. "Козлята", последовал ответ от родителей (по другой версии свиньи). "Пусть это будут козлята", ответил Иисус... Нетрудно догадаться, что произошло с детьми незадачливых родителей, пытавшихся солгать Иисусу...

Эти и подобные им рассказы не имеют ничего общего с Новым Заветом. Их корни в Арабском евангелии детства, евангелии Фомы и других апокрифических книгах о жизни Иисуса Христа, которые имели хождение в областях Аравии.

Что ислам отвергает. Ислам, появившийся шестью столетиями позднее вознесения Иисуса Христа, взял от христианского вероучения лишь некоторые из фактов и отверг остальное. Что именно принимает и отвергает ислам поможет понять следующая таблица:

1. Боговоплощение (сыновство Христа) отвергнуто (Суры 4:169; 5:19, 76; 19:36,91-93).

2. Непорочное зачатие принято исламом (Суры 19-17-2166:12).

3. Чудеса Иисуса приняты исламом (Суры 2:254; 3:41 43 48 5:109-114; 19:30).

4. Его смерть на кресте отвергнута (Сура 4:156).

5. Его воскресение после смерти отвергнуто.

6. Его вознесение принято (Суры 3:48; 4:156).

С мусульманской точки зрения, Иисус не может являться Сыном Божьим. Как мы уже указывали, многие догматы христианства мусульмане восприняли от еретических сект. Коснулось это догмата и об Иисусе Христе как Сыне Божьем.

Для мусульманина понятие "Сын Божий" сразу же подразумевает наличие и матери, т.е. "жены Бога", и как следствие их половой связи. Эта мысль для мусульман (кстати, и для христиан тоже!) глубоко оскорбительна и богохульна. Это заблуждение ислама прослеживается, в частности, в суре 4:169 и суре 112.

Помимо этого, Библия говорит о Божественной природе Иисуса Христа, а это совершенно неприемлемо для мусульман, так как в их представлении это подразумевает политеизм (Сура 5:19, 76, 77). Отрицается и не понимается исламом Богочеловечество Иисуса. По мнению мусульман, Иисус только человек.

Крест. Исходя из вышесказанного, становится понятной позиция мусульманина и по отношению к распятию Иисуса. Ведь если Иисус не был Сыном Божьим, Агнцем, предназначенным в жертву за грехи человечества, то теряет смысл и сам крест.

Вообще, с точки зрения мусульман, Бог не мог допустить распятия праведного пророка Иисуса. Ведь такая ужасная смерть должна наоборот символизировать уничтожение лжепророка. Для иудеев и язычников, цивилизованных и нецивилизованных, распятие было в высшей степени оскорбительным, унизительным, мучительным видом казни. Цицерон называл распятие самым жестоким и самым одиозным из всех видов казни, он говорил, что сама мысль о применении распятия к римскому гражданину не должна иметь место. Ни один сколь либо значимый политический деятель, философ и уважаемый человек не подвергался в Римской империи этому виду казни. У мусульман распятие позорная казнь, которой подвергались разбойники, грабители, насильники и прочие опасные преступники. Об этом виде казни, в частности, говорит в ранее уже упомянутой нами "Китаб ал-харадж", книге по мусульманскому праву, исламский законовед Абу Йусуф Йа'куб бен Ибрахим ал-Куфи (731-798 гг.).

Поэтому понятно почему Коран отвергает распятие Иисуса Христа (Сура 4:156), и большая часть толкователей Корана сходится на том, что вместо Христа был распят другой человек. Иногда называют даже Иуду Искариота. Эта теория вполне приемлема для мусульман, тем более, что крест для них символизирует беспомощность, отверженность, слабость и трусость Иисуса. Они считают, что Иисус должен был либо сокрушить Своих врагов, либо избегнуть ареста и казни (что и делал Мухаммад).

Аллах не мог допустить ареста и распятия Христа и должен был вмешаться чудесным образом, чтобы спасти своего пророка. Происхождение этой точки зрения в исламе опять же можно объяснить наличием различных ересей того времени и проникновением их в регионы Аравии, тем более, что Харран, округ Набатея, районы торговых путей в Сирию, Египет, Персию служили убежищем для всевозможных еретических сект, преследуемых Церковью. Такие мыслители раннего христианства, как Василид, Церинт, Карпократ, а также ереси докетизма и манихейства учили о счастливом избавлении Иисуса Христа от распятия: путем замещения Его другим человеком (манихейство, Василид, Карпократ), путем разделения духовной и плотской сущности Иисуса (Церинт), "теория иллюзии" (см. также суру 4:156, докетизм).

Отрицание креста Господня делает совершенно беспочвенным библейское учение об искуплении и жертве за человеческий грех. Как уже отмечалось ранее, ислам это религия закона, а религия закона, требующая от своих последователей исполнения определенных условий для их принятия Богом в рай, не нуждается в Искупителе. Мусульмане не могут понять степени греховности человека, не могут понять, как жертва одного человека может искупить грехи многих. Хотя многие мусульмане понимают христианскую доктрину о жертве Христа, но принять они ее не хотят. По их мнению, Бог, пожелавший и допустивший смерть Своего Праведника во имя искупления чьих-то грехов, превращается в жаждущего крови мстительного тирана.

Подобное мировоззрение есть прямое следствие непонимания всей глубины греховного падения человека и непонимания истинной святости и глубины Божьей любви к падшему человеку. Грех трактуется исламским вероучением как ошибка, досадный случай, а не как результат осознанного непослушания человека и причина, разделившая человека с Богом и требующая Посредника, Ходатая, Искупителя. Такой посредник ни Аллаху, ни людям, по мнению мусульман, не нужен.

Вопросы:

1) Что отрицает ислам в Иисусе Христе?

2) Происхождение чудес Иисуса Христа, описанных в Коране.

3) Значение Иисуса Христа в исламском богословии.

4) Крест в исламе.

п. 37 Евангелие в понимании мусульман

Отрицание новозаветных Евангелий. Как мы уже указывали выше, мусульмане отвергают ту Библию, которой пользуется христианская Церковь. По их мнению, христиане исказили свое Писание в каких-то своих корыстных целях. Необходимо указать, что мусульмане воспринимают Евангелие как книгу, данную Аллахом Иисусу (Сура 5:50).

Для мусульман не существует канона из четырех Евангелий Нового Завета. Само словосочетание "евангелие от..." (Матфея, Марка и т.д.) воспринимается мусульманами резко отрицательно. Они могут вас спросить: "А где же евангелие от Иисуса?" Мусульмане считают, что подлинное евангелие (как и вся Библия) было искажено и подменено этими поддельными Евангелиями.

Как правило, разумные доводы (исторические и логические), доказывающие подлинность и достоверность библейских текстов (на них мы не будем останавливаться, ибо это тема отдельной книги), не приводят ни к чему. Правоверный мусульманин имеет "свою" точку зрения, навязанную ему исламской идеологией, и не желает слышать никаких доказательств. Евангелие (инжил), о котором говорится в Коране, по их мнению, не то Евангелие, которое изложено в христианском Новом Завете в форме Евангелий Матфея, Марка, Луки и Иоанна.

Еще одно Евангелие? Новозаветные евангелисты не являются для мусульман авторитетами. Но существует еще некое "Евангелие от Варнавы", апокрифический документ, существующий к тому же в двух формах, на который вполне могут ссылаться некоторые мусульмане.

Вопрос "Евангелия Варнавы" является сложным потому, что это наименование присваивается двум разным книгам. Кроме этого, есть еще и другое произведение "Послание Варнавы". Послание, однако, не имеет никакого отношения к двум "Евангелиям Варнавы" или к исламскому обществу. Что же это за два так называемых Евангелия?

История церкви упоминает о существовании "Евангелия", которое ложно приписывается Варнаве, миссионеру-спутнику Павла. "Евангелие Варнавы" на самом деле апокрифическая книга гностического происхождения, отрицающая основополагающую, ортодоксальную христианскую доктрину, а именно божественность Христа.

Без сомнения, Варнава не мог быть автором этого произведения. Варнава не только не критиковал апостола Павла и его учение, но был его другом, сподвижником и полностью разделял и возвещал с ним истину о том, что Иисус Сын Божий (Деян. 9:26-27; 13:33). Никогда Варнава не упоминается Павлом и другими апостолами в числе еретиков, с которыми уже приходилось сталкиваться первым миссионерам.

Несмотря на папское постановление, изданное в V веке и направленное против ложного "Евангелия", по всей видимости, оно находилось в обращении во время жизни Мухаммеда в Аравийском регионе. Сейчас нет ни одного экземпляра этой книги.

Итальянское "Евангелие от Варнавы". Однако в 1709 году появляется итальянский манускрипт с таким же названием "Евангелие Варнавы". Это "Евангелие" цитирует Коран и "Божественную комедию" Данте (которую Данте написал в начале XIV века). Основываясь на этих фактах и других свидетельствах, ученые пришли к заключению, что итальянское "Евангелие" - средневековая подделка первоначального произведения, появившаяся приблизительно в четырнадцатом веке.

Ничего не известно доподлинно об авторе поздней версии "Евангелия Варнавы". Что касается его содержания, то специалистами высказывались предположения, что оно было написано скорее всего испанским иудеем, обратившимся в ислам и пожелавшим ниспровергнуть христианство. Другие считают, что автором мог быть испанский мусульманин, пожелавший таким способом отомстить христианам, отвоевавшим его страну у мусульман.

Испанских рукописей этой книги обнаружено не было, хотя они вполне могли находиться в обращении. Возможно, автор специально решил написать его на итальянском языке, чтобы как-то обосновать утверждение о том, что оно было спрятано в библиотеке папы в Риме. Как бы то ни было, это фальшивое евангелие существует и поныне. В недавние времена эта книга была переведена на несколько языков: арабский, английский и урду и имеет широкое распространение среди мусульман.

Вопросы:

1) Что означает Евангелие в понятии мусульман?

2) Происхождение "Евангелия от Варнавы".

3) Расскажите об итальянском "Евангелии от Варнавы".

4) В чем ненаучность и неистинность ссылок на эти "Евангелия"?


п. 38 Духовное противостояние.

Страх работы с мусульманами. Сатана использует важное оружие, чтобы не допустить нас к приведению мусульман ко Христу и воспрепятствовать несению Божьей вести для всех народов. Это оружие СТРАХ. Сатана может вселить недостойный страх в наши сердца и заставить нас поверить, что это мудрость и предосторожность. Жизненный опыт показывает, что христиане часто опасаются мусульман и не доверяют им. Ниже мы назовем некоторые проблемы, которые порождает страх в сердцах христиан, препятствуя им открыто свидетельствовать им о Христе.

"Линия фронта". Часто христиане занимают оборонительную позицию. Их усилия состоят прежде всего в том, чтобы отразить нападки агрессивных соседей-мусульман и защитить то, чем они обладают. Главный интерес христиан состоит в том, чтобы защитить и сохранить свой собственный лагерь! Такие христиане проводят четкую границу между собой и окружающими, и эта граница становится настоящей линией фронта со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Боязнь возможных неудобств и преследований. Многие из христиан, живущих в исламских странах, порой жестко выступают против любых попыток обратить мусульман ко Христу. Они не хотят приводить их в церковь. Они не хотят подвергать себя возможным неудобствам и нападкам извне, например, со стороны родственников и знакомых тех, кто обратился ко Христу из ислама. Такие христиане гораздо лучше и спокойнее себя чувствуют, не имея рядом с собой обращенных из мусульман.

Нелюбовь. Христиане иногда боятся общаться с мусульманами, так как просто недолюбливают и не желают принимать обращенных из мусульман. Пастор одной из среднеазиатских церквей негативно относился к приходящим в его собрание местным людям, мотивируя это тем, что те "дурно пахнут". Высокомерное, а порой и брезгливое отношение такого вот "белого" человека к людям "не его" национальности преступное заблуждение, недостойное христианина. Такие принципы нетерпимости и лицеприятия можно назвать национализмом, шовинизмом или фашизмом.

Недоверие. Многие христиане не желают общаться с мусульманами, так как не доверяют им. Они опасаются, что те могут оказаться шпионами. В таких церквах даже пасторы порой отказываются крестить обращенных из мусульман или совершать обряды бракосочетания. Во многих случаях христиане отказываются вступать в брак с обращенными из мусульман. Это недоверие часто произрастает из-за вышеописанных причин: враждебности, подозрительности, комплекса превосходства, отсутствия любви и неспособности прощать.

В одной из столиц государства в Северной Африке некто (христианин с четырнадцатилетним стажем!) утверждал, что он не будет посещать собрания, если на них будут присутствовать обращенные из мусульман! Он говорил, что не доверяет им. Он опасался, что они не являются честными верующими и хотел видеть на собраниях только миссионеров. С ними он чувствовал себя весьма удобно... "Может ли быть что-то доброе от мусульман?" заявляют эти люди, уподобляясь фарисеям времен земной жизни Иисуса Христа.

Страх обращения к Иисусу Христу. Некоторые мусульмане боятся обратиться к Иисусу Христу, так как они боятся неминуемой мести Аллаха за это. Они думают, что он может наказать их за то, что они оставили ислам. Но когда один, другой, третий мусульманин принимают Христа, и гнев Божий не обрушивается на них, а даже, наоборот, эти люди обретают мир, покой и радость в своих сердцах, то окружающие их люди видят великую силу Иисуса как Господа и Спасителя.

Сила Господня. Мы должны понимать, что ислам будет главенствовать над сердцами и разумом мусульман до тех пор, пока явно не будет продемонстрирована великая сила Христа. Они будут хранить верность своей традиционной религии, передававшейся в поколениях, пока эта верность не будет поколеблена проявлением силы Евангелия Духом Святым в великих свершениях. Доказательством истинности Евангелия станет победа Духа в столкновении с антихристианским духом.

Когда люди больны, то им можно служить даром исцеления. Нужды также могут удовлетворяться посредством послания на языках и его истолкования или через пророческое послание, разоблачающее грех или невысказанные мысли. Эти чудеса приводят к смягчению антагонизма неверующих к Евангелию и затем ведут к вере во Христа. Когда во имя Христа изгоняются злые духи или нарушается табу, когда больные получают исцеление, слепые начинают видеть, глухие слышать и хромые ходить, то тогда прославляется Господь, и люди возлагают все веру в Него.

У мусульман также появляется положительное мнение о Евангелии, когда они видят, что обратившиеся ко Христу не следуют установленным религиозным обычаям, но не страдают от этого.

 Особенно их сердцу говорят следующие свидетельства:

1) обращенный, который не ходит к своему святому покровителю, шейху или вали и все равно получает благословения от Бога;

2) семья, где все в порядке, несмотря на то, что она перестала посещать традиционные праздники и праздники отдельных святых (маулид),

3) человек, которого не постигла ужасная кара, несмотря на то, что он не постится в рамадан...

Ранее вы уже узнали, что традиционный мусульманин признает реальность существования как зримого, так и незримого. В отличие от светского материалиста, среднестатистический мусульманин не только верит в существование сверхъестественного, но также и связан, в большей или меньшей степени, с духовными силами и явлениями. Его познания включат в себя конкретное представление о невидимых сущностях и силах потустороннего мира.

По этой причине миссионеры среди мусульман должны быть полностью подготовлены к тому, чтобы подкрепить свои слова борьбой с силой, противодействующей Евангелию. Если они этого не смогут сделать, то тогда их служение будет весьма и весьма ограниченно. Но нет никакой причины для того, чтобы опасаться этого, так как Иисус Христос одержал победу и в этой сфере. Конфронтация противоположных сил, сил добра и зла, называется "духовным противостоянием".

Духовное противостояние. Давайте рассмотрим важность такой конфронтации в евангелизации мусульман, уделив особое внимание социологическим и библейским причинам ее возникновения.

История церкви знает множество примеров духовного противостояния, подобных описанным в Библии, при которых конфронтация силы Господней с силами бесовскими приводила к обращению ко Христу. Западный исследователь Кеннет С. Латуретт включил некоторые из них в свой доклад о феноменальном росте церкви в первые пятьсот лет ее существования. Он указывает, что целые семьи и общества становились верующими, так как: изгнание бесов произошло во имя Иисуса, больной ребенок был возвращен к жизни или целое селение избежало бедствия (1975, 105). Во время этих фактов духовного противостояния сила имени Иисуса была очень эффективно продемонстрирована именно на уровне их нужд.

Около 725 г. н. э. монах-миссионер Бонифаций начал историческую конфронтацию с силами зла в г. Гайсмаре, в Германии. В присутствии огромной толпы враждебно настроенных язычников Бонифаций начал рубить дуб, который использовался для поклонения богу Тору. После нескольких ударов топора налетел сильный порыв ветра и завершил вместо Бонифация его задачу. Гигантский дуб упал и разлетелся на четыре куска. Вера стоящих рядом язычников также была разнесена на куски. Они верили, что всякий, кто попытается уничтожить это дерево, будет поражен молнией и убит. Но Бонифаций остался цел и невредим, и не было никакой молнии. Постепенно люди начали убеждаться, что Бог Бонифация был могущественнее их бога, так как тот не смог защитить и сохранить свое дерево! Со временем они обратились к Богу. Бонифаций использовал это дерево, чтобы соорудить место для молитвы. Позднее он сообщил, что около 100 тысяч язычников обратилось ко Христу (Latourette 1975, 348 и Baring-Gould 1897,47).

Духовное противостояние может выражаться через болезни, одержимость и идолопоклонство. Христианские работники среди мусульман должны без сомнения считать эти проблемы именно теми обстоятельствами, когда Бог может принести избавление. Если это болезнь и Господь открывает, что она вызвана одержимостью, то тогда наша обязанность молиться за больного и изгонять злые силы именем Иисуса Христа. Если человек одержим, то наша обязанность, как воинов царства Божия, изгнать их. В большинстве случаев сам одержимый недоброжелательно относится к своей одержимости бесами. Изгнание беса или бесов во имя Иисуса возвращает человека в нормальное состояние, и при этом прославляется Христос. Зрелище изгнания бесов может побудить зрителей обратиться от Мухаммада к Иисусу. Других же это событие заставляет, по крайней мере, серьезно задуматься о Евангелии.

Нет каких-либо конкретных формул для изгнания, есть лишь только повеление бесам покинуть человека на основании власти имени Иисуса. А. О. Ивеноза указывает, что изгнание происходит через повеление с властью, а не через заклинания колдуна или мага, которые свидетельствуют о том, что человек умоляет или испрашивает согласия духов покинуть одержимого... К христианским инструментам изгнания не относятся магические кольца, травы, коренья, заклинания или другие ритуалы. Как и Иисус, христианин обладает поручением и властью (Луки 11:20, Матф. 12:28, Деян. 1:8) и, обращаясь к бесам, не использует никакого иного имени, кроме имени Иисуса (1985,181).

Исповедание веры. Иногда случаи духовного противостояния происходят в момент обращения или когда верующий исповедует свою веру. Это исповедание может быть ответом на вопросы. Форма таких ответов должна быть декларативной: "Да, я верю!" Не нужно просить мусульманина читать нараспев его кредо веры, а надо задавать ему вопросы. Первая церковь пользовалась этой системой до 200 г. н.э. (после чего было принято "Апостольское исповедание веры"). Вот пример такого рода исповедания:

Вопрос: Веришь ли ты во Всемогущего Бога-Отца и веришь ли ты, что Он любит тебя?

Ответ: Да, верю.

Вопрос: Веришь ли ты в Господа Иисуса Христа, вечного Сына Божия, что Он пришел на землю, пострадал и умер за тебя?

Ответ. Да, верю.

Вопрос: Веришь ли ты, что Он воскрес из мертвых, вознесся к Отцу, что Он сейчас ходатайствует за тебя у престола Божия? Ответ: Да, верю.

Вопрос: Веришь ли ты, что Дух Святой это Дух Самого Бога, что Он пребывает в тебе, чтобы научать тебя и укреплять?

Ответ: Да, верю.

Это не полное исповедание, а просто возможный его образец. Такие исповедания веры можно использовать во время крещения, когда их принимают в члены церкви или во время служения евхаристии (хлебопреломления).

Преимущество такой формы вопросов-ответов состоит в том, что всякий раз, когда верующий говорит "Да, верю", он побеждает в духовном противостоянии, прославляя имя Иисуса. Без сомнения, участие в таком исповедании имеет большое значение для верующего.

В духовном противостоянии особое значение имеет молитва Иисусова:
 "Господи Иисусе Христе помилуй меня"

Вопросы:

1) Основные причины, вызывающие страх работы с мусульманами.

2) Основные причины, вызывающие страх перед обращением ко Христу.

3) Что такое духовное противостояние? В чем оно может

4) В чем значение исповедания веры для новообращенного?


 СВИДЕТЕЛЬСТВУЯ МУСУЛЬМАНАМ...

п. 39 Мышление мусульманина. Связь с уммой.

За мусульманским регионом прочно закрепилась слава как наиболее сильно сопротивляющимся усилиям евангелизации. ...

Возможное непонимание. "Знаешь ли ты, что Иисус Сын Божий?", "Знаешь ли ты, что Он пострадал за тебя на кресте?" эти вопросы часто используются в разговорах с неверующими людьми. Правомочно ли так прямолинейно задавать их мусульманину? Ранее уже было сказано об отношении мусульман к христианским понятиям Троицы, сыновству Иисуса Христа, кресту... Как мы видим, средний мусульманин превратно судит обо всем этом. Поэтому очень часто механическое использование этих понятий может привести работу миссионера к краху уже в самом начале. Уже сейчас, зная об искаженном восприятии мусульманами библейской истории, мы можем построить собственную схему примерной беседы с мусульманами, основанную на том, о чем мы ему скажем, и на том, как нам придется отвечать на его вопросы типа: "Вы христианин?", "Вы верите в Троицу?", "Иисус был рожден от Бога? А Его матерью была дева Мария?", "Был ли распят Христос?".....

Общаясь с людьми, которые в любую минуту готовы отвергнуть вас и ваше свидетельство, нужно быть максимально осмотрительными и осторожными в выражениях и словах, чтобы не оскорбить их и быть ими понятыми. Мусульманское мировоззрение, основанное на их богословии и культуре, в корне отличается от мировоззрения других людей. Их логика, методы мышления и взгляды на разные вещи порою просто непонятны тому же европейцу. Миссионерам в мусульманских странах нужно об этом помнить. В разговоре с мусульманами необходимо уточнить, что вы имеете в виду и что он имеет в виду, говоря о тех или иных библейских фактах.

Логика мусульман. Обратите внимание на логику мусульман. Многие иностранцы, работавшие в исламских странах, открыли для себя то, что мусульманская логика не следует общепринятым мыслительным моделям, т.е. так называемой "линейной логике". Этот тип мышления широко распространен среди восточных народов и весьма характерен для уммы.

Западный исследователь Эдвард Вестмарк приводит типичный пример мусульманского "нелинейного" мышления. Он рассказывает об одном марокканском шарифе, потомке самого Мухаммада, уважаемом и почитаемом всеми человеке, к которому часто обращались за помощью люди, считая его святым. Шариф, вопреки всем установлениям шариата, весьма любил вино. Когда сам Вестмарк выразил некоторым из местных жителей свое удивлению по этому поводу, то услышал в ответ, что так как шариф святой, то вино, которое он пьет, касаясь его уст, превращается в мед. Вестмарк спросил, почему же он явно пьянеет после употребления этого "меда"? "Все возможно святому", таков был ответ.

Этот пример ярко иллюстрирует совершенно искреннее непонимание местных марокканцев того удивления и возмущения, высказанного европейцем по поводу явного обмана. Для них, типичных мусульман, все здесь было в порядке и шариф оставался святым.

Для мусульман вполне логичными кажутся соседствующие статьи в исламских изданиях, одна из которых будет с возмущением писать о существовании миссионерских христианских точек в исламских странах и о "христианской экспансии" в "доме ислама", а другая рядом будет с гордостью сообщать об открытии нового исламского центра в штате Огайо (США) и успехах исламизации христианского населения.

Изучение священного писания. Также хочется упомянуть мусульманский метод изучения священного писания (Корана). Если христианин вдумчиво, порой с энциклопедией и карандашом в руках, читает Библию, подвергая серьезному анализу ее сложные места, и знание Библии основывается у христиан не на формальном заучивании ее стихов и книг, то для среднего мусульманина изучение Корана это механическое зазубривание целых сур (часто на непонятном для них арабском языке), не вдаваясь в смысл аятов. Как уже говорилось, долгое время Коран не переводился с арабского, его запрещалось истолковывать. Содержание Корана считалось ясным и понятным, слова священными, могущими служить талисманом, оберегающим от беды.

Щит мусульман. Можно и далее приводить подобные примеры, но вывод ясен: беседа с мусульманином не одно и то же, что беседа с европейцем. Нельзя делать ставку на последовательные логические выводы, вытекающие один из другого. Мусульманин это может просто не понять. А соглашающийся с вами мусульманин может вообще не соглашаться с вами. На наши логичные выводы и доказательства мы можем услышать просто: "Аллах-у акбар!" Т.е. "Аллах велик!" Дословно: "Аллах больше!" Эта фраза щит. Щит от малейших попыток понять природу действительного Бога. "Аллах-у акбар!" призыв, раздающийся по сорок раз в день с каждого минарета во всем мире. "Аллах-у акбар!" слова, которые как мантра или заклинание повторяются многократно каждым мусульманином в течение всей жизни.

В книге Деяний Апостолов в 19 главе описывается волнение, произошедшее в Ефесе, когда апостол Павел со своими спутниками проповедовал там. Толпа язычников собралась против Павла на площади и "...когда уже узнали, что он (Павел) иудей, то закричали все в один голос и около двух часов кричали: "Велика Артемида Ефесская!" (Деян 19:34).

Эта ситуация, описывающая нравы эллинов первого века н.э., весьма характерна и для современного мусульманского мира. Мусульмане очень подвержены внешнему эмоциональному воздействию и быстро откликаются на агитацию. Едва они начинают чувствовать, что их религия находится в опасности (мнимой или реальной), как они сразу же собираются вместе и движутся толпами, скандируя "Аллах-у акбар!"

Связь с уммой. Необходимо уважать общественные связи мусульман. Ориентация на группу сильно отличает их от американско - европейского идеала индивидуализма и личной независимости. Например, если в русской, американской или немецкой семье брак личное дело каждого человека, когда порой молодые люди даже с родителями не консультируются, то в мусульманских семьях дело обстоит совершенно не так. Брак здесь затрагивает интересы обеих семей, и обе семьи живо участвуют в обсуждении этого. Связи в мусульманской группе очень сильны и это необходимо учитывать.

К тому же необходимо помнить, что типичный мусульманин - это человек уммы, своего общества. Общество (семья, родственное и другое окружение, нация) крепко держат его в своих руках. Разговаривая с мусульманином, знайте, что сейчас незримо за его спиной находится все это общество. Признать Христа для мусульманина значит порвать со своим обществом, которым он так дорожит, навлечь на себя остракизм и преследования, которых он боится. Для европейца, американца такой проблемы практически не существует, либо она выражена в очень слабой форме.

Умма, потерявшая своего члена, ушедшего в церковь, может решиться на крайние меры вплоть до его убийства. Конечно, прежде всего, это характерно для сугубо мусульманских стран Ближнего Востока, Средней Азии и Африки. Но и в относительно "спокойных" регионах с мусульманскими традициями (Татарстан, Башкортостан...) христиане из традиционных мусульманских наций испытывают порой сильнейшее давление со стороны ближнего окружения, которое может вылиться в непредсказуемые последствия. Ведь обращение мусульманина ко Христу навлекает позор не только на его голову, но и на всю его семью и родственников.

Если европеец или американец, слыша весть о Христе, относится к ней по крайней мере без неуважения, то мусульманин сразу ощущает опасность. Это чувство опасности порождает недоверие, страх и, в конечном счете, даже ненависть к беседующему с ним христианину. Умма, четырнадцативековая история ислама, "вера отцов", страх оказаться "белой вороной", недоверие и презрение к христианам все это становится стеной между мусульманином и Христом.

Вопросы:

1) Расскажите о характерных особенностях мусульман, отличающих их от другой аудитории.

2) В чем, по-вашему, здесь главное препятствие для вас лично?

3) Как, по вашему мнению, должна протекать беседа с мусульманином?

4) В чем опасность влияния уммы на своих членов?



п. 40 Изложение Евангелия.

Христианство не еще одна религия! В нашем благовествовании, свидетельстве важно признать ошибочность представления христианства как своеобразной "высшей религии". Христианство, благая весть о спасении сама по себе не является религией в обыденном понимании этого слова. Здесь автор имеет в виду не его этимологическое значение (лат. religio воссоединение, т.е. воссоединение с Богом), а более широкое использование этого понятия, как совокупности правил, установлений и обрядов, сформировавшихся в определенный культ богопочитания. Именно так часто людьми воспринимается христианство, что в корне противоречит Евангелию. "Конец всякого закона Христос... так нам говорит Писание, ...не отдел, чтобы никто не хвалился".

Необходимо показать мусульманину коренное различие между мусульманством и живым Евангелием. Дар вечной жизни, рождение свыше все, что обещает Христос это не переход из одной религии в другую, как порой это воспринимается многими. Здесь мы подходим к области практического участия Бога в нашей жизни.

Но очень часто проповеди так и останавливаются на исключительно духовных и космических вопросах: вечность, грех, спасение, праведность. Эти понятия могут стать слишком отвлеченными для мусульман, которые ориентированы прежде всего на повседневные жизненные проблемы.

Реальная помощь Христа. Евангелие очень часто рассказывает о "бытовых" чудесах Иисуса Христа. Это исцеления, воскрешения, изгнание бесов, насыщение голодных. Господь помогал всем нуждающимся в Его помощи. Представляя Евангелие как эдакую космогоническую теорию (могущую стать привлекательной лишь для философа), мы лишаем его присущей ему теплоты и практичности в повседневной жизни, к чему так стремится мусульманин и что он так ищет в исламе. Евангелие должно быть доступно, понятно и близко ему.

Возьмем для примера случай, описанный в Евангелии от Луки 7:11-15. Здесь описывается, как произошло воскрешение Иисусом сына вдовы из города Наина. Можно изложить эту историю, акцентируя внимание слушателей на власти Иисуса над смертью, а можно рассказать здесь о сострадании Иисуса к вдове, лишившейся единственного сына, и готовности помочь ей в самой безвыходной ситуации. В обоих случаях мы будем правы и отразим истину, но именно во втором варианте мы доступно расскажем о Господе любящем и желающем помочь людям. Вот еще несколько примеров: исцеление тещи Петра (Матф. 8:14, 15): 1) Божественная власть Иисуса над болезнью и 2) сострадание и готовность помочь больной женщине; насыщение 5000 (Матф. 14:17-21, Марк 6:38-44 и т.д.): 1) Божественная власть Иисуса над материальным (в данном случае, хлебом и рыбами) и 2) любовь и сострадание к голодным людям и забота об их пропитании; исцеление бесноватого (Марк 9:17-27): 1) Божественная власть над бесами и 2) реальная помощь Иисуса конкретному незнакомому человеку, уверовавшему в Него, сострадание к его одержимому сыну...

Подобную градацию, как вы поняли, можно применять практически к любому свидетельству Евангелия о чудесах, совершенных Иисусом Христом. И наше благовестие должно основываться именно на более понятной и близкой для мусульманина теме помощи Господа людям в их реальных нуждах и проблемах. Но это ни в коем случае не должно вытеснять духовные истины Евангелия: значение искупительной жертвы Иисуса Христа, всю опасность греховного состояния человека, извечный Божий план спасения человека, рождение свыше и т.д.

Личная встреча со Христом. Мы должны предложить мусульманину пережить личную встречу с Иисусом Христом. Он должен понять, что христианство не еще одна догма, подобная исламу, а действительные взаимоотношения с Личностью, с Богом. Все правила догматики и просто здравый смысл отрицали возможность покаяния Савла из Тарса, но история говорит нам о его чудесном обращении после встречи с Иисусом. И каким он стал христианином! Наша молитва о том, чтобы евангелизация среди мусульман была для них возможностью встретиться с живым Господом, а не стала бы ареной дискуссий о преимуществах той или иной религии. Мы должны им представить живого Иисуса именно таким, каким. Он является на самом деле способным решить все их повседневные проблемы, исцелить и утешить их.

Исламская культура, их образ мышления, их история, мировоззрение, их предвзятое и неправильное отношение к христианству это все говорит о том, что практическая встреча с Христом это как раз то, с чего следует начать. Кроме того, надо признать, что это и есть единственный путь к спасению и рождению свыше, хотя иногда преобладает точка зрения, что евангелие больше нуждается в научных, исторических и юридических доказательствах. В Библии, в частности в книге Деяний Апостолов, мы найдем массу примеров миссионерского служения учеников Христа. Их твердая уверенность в истинности Евангелия основывалась на личном опыте, они говорили с людьми, облеченные властью и мудростью свыше (Деяния 2:14-41; 3:12-26; 4:8-23; 5:27-33; 7; 8:26-40; 10:34-44; 13:16-52; 17:22-34:26:2-29).

Уповайте на помощь и силу Духа Святого в своем благовестии!

Вопросы:

1) Чем христианство отличается от всех религий?

2) Как мы можем передать тепло и жизненность Евангелия?

3) В чем сила нашего благовестия?



п. 41 Методы свидетельства.

"Лобовая евангелизация"... Иногда христианство представляется людям назойливо и даже порой в оскорбительной форме. Что бы вы подумали о человеке с эдаким блуждающим взором, который входит в ваш дом и с порога начинает говорить об аде, вашей греховности и отлучении от Бога? Брызгая слюной и энергично жестикулируя, он хриплым голосом обвиняет вас во всех смертных грехах, называя в свою очередь себя дитем Божьим. Затем он требует от вас покаяния и чтоб вы явились в собрание ему подобных послезавтра вечером. После своего полуторачасового выступления, в продолжение которого он лихо, с Библией в руках, разбивал все ваши попытки к сопротивлению, он уйдет, оставив вам кучу разноцветных брошюрок с грамматическими ошибками...

Приходилось с таким сталкиваться? Деятельность подобных "благовестников" просто дискредитирует само христианство, вызывая у окружающих людей раздражение и недоумение, и не имеет ничего общего с истинной евангельской проповедью.

В благовестии мусульманам очень часто происходит подобное. Христианин, горя желанием "евангелизировать" своего собеседника - мусульманина, считает своим долгом унизить и развенчать все, что является для мусульманина святым. Он яростно критикует Коран, потешается над Мухаммадом и подвергает безапелляционному суду исламские обычаи. После подобного вступления он со всею серьезностью ("...а вот теперь я расскажу вам о настоящей истине!") приступает к изложению евангельской вести спасения. Верно ли это? ...или благая весть? Вспомним случай, описанный в Деяниях апостолов в 17 главе. Апостол Павел посещает Афины столицу древнего языческого государства, настолько же высококультурного насколько и высокомерного и безбожного. Писание нам говорит, что "Павел возмутился духом при виде этого города, полного идолов..."(стих 16). Действительно, возмущение Павла правоверного иудея, с молоком матери впитавшего веру в единого Бога и ненависть к идолопоклонству вполне оправданно. Какова же реакция апостола, когда он имеет возможность в ареопаге обратиться с проповедью к "этим язычникам"? Как поступили бы мы на его месте?

Писание приводит нам всю проповедь к афинянам, начавшуюся с неожиданных слов: "Афиняне! По всему вижу я, что вы как бы особенно набожны, ибо, проходя и осматривая ваши святыни, я нашел и жертвенник, на котором написано: "неведомому Богу". Сего-то, Которого вы, не зная, чтите, я проповедую вам..." (стихи 22,23). Назвать язычников набожными людьми!? Весьма смело, если не сказать дерзко, для человека иудейского воспитания и фарисейской закалки, каким был Павел. Мы знаем из стиха 34, что проповедь Павла имела успех.

Быть для мусульман мусульманами (в национальном смысле слова дабы не нарушить первую заповедь Божию). В данном случае мы видим, что Павел не противопоставил себя афинянам, критикуя их верования, а поступил по принципу, изложенному им самим в 1 Послании Коринфянам 9:19-23: "будучи свободен от всех, я всем поработил себя, дабы больше приобресть: для иудеев я был как иудей, чтобы приобресть иудеев; для подзаконных был как подзаконный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона как чуждый закона не будучи чужд закона пред Богом, но подзаконен Христу, чтобы приобресть чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по-крайней мере некоторых. Сие же делаю для Евангелия, чтобы быть соучастником его..."

В первом веке н.э. еще не существовало мусульман, но мы с уверенностью можем сказать, основываясь на выше написанном, что Павел, если бы ему пришлось столкнуться с ними, несомненно продолжил бы: "...для мусульман я был как мусульманин (в национальном смысле слова дабы не нарушить первую заповедь Божию), чтобы приобресть мусульман..." Не воинствующая апологетика, крушащая все и вся на своем пути, а терпение, смирение, любовь и упование на силу Божью ("мы рабы ничего не стоящие") вот те качества, которые являются главным оружием христианина.

Призыв Иисуса. Обратите внимание на действия Самого Иисуса Христа в Его земной жизни. Как Он общался с людьми, как Он призывал их следовать за Собой? Насмешками и сарказмом? Насилием и угрозами? Нет. Вспомним случай с богатым юношей, описанный в трех Евангелиях: Матфея 19:16-24, Марка 10:17-23, Луки 18:18-24. Здесь мы видим случай, когда призыв Иисуса не возымел действия. Поведение Господа в данном случае должно быть для нас примером. Господь предлагает, а в воле человека сейчас сказать "да" или "нет".

Не менее ярким примером отношения Господа к тем людям, которым Он нес Свою весть, являются Его отношения с учениками. Кем были апостолы, сопровождавшие Христа в Его земной жизни. Как они относились к Нему? Кого они в нем видели? Чего они от Него ждали? Во многом ранние представления апостолов об Иисусе Христе были похожи на сегодняшние мусульманские. Их непонятливость, малодушие, неверие, недальновидность порой заставляли Иисуса восклицать: "О, род неверный и развращенный! Доколе буду с вами? Доколе буду терпеть вас?"

Полагайтесь на силу Духа Святого, а не на собственные красноречие и силу убеждения. Свидетельствуйте о своей вере, о своей жизни, о жизни Господа через вас, о Его реальной помощи. Свидетельствуйте, не унижая религиозных чувств мусульманина, не превозносясь над ним. "...Ты, конечно найдешь, что самые близкие по любви к уверовавшим (т.е. мусульманам Прим. авт.) те, которые говорили: "Мы христиане!" Это потому... что они не превозносятся" (Сура 5:85), Такие слова есть в Коране о христианах. Молитесь о мусульманах, любите их, не превозноситесь...

Вопросы:

1) В чем ошибка неоправданного давления на своего собеседника и пренебрежение его интересами?

2) Что говорит Библия о благовестии самих апостолов?

3) Какой урок мы можем извлечь из действий Самого Иисуса Христа?



п. 42 Евангелие или культура?

Окультуривание христианства. Большая проблема состоит в том, что окружающая культура какой-либо конкретной группы верующих христиан формирует у них определенные представления о христианских стандартах и христианском поведении. Мы должны знать об этом и не навязывать наши собственные культурные требования на церковные общины, состоящую из бывших мусульман.

Стандарты одежды будут хорошим примером.

Миссионер - европеец, отправляясь в Среднюю Азию, может купить себе легкую летнюю одежду, солнцезащитные очки, крем от солнечных ожогов, и даже сомбреро, если его не устраивает тюбетейка или папаха. Он может перечитать различные пособия и учебники, рассказывающие об особенностях жаркого климата, об экзотических болезнях и повадках тамошних змей и скорпионов...

Но это всего лишь внешняя подготовка. В Среднюю Азию миссионер-европеец выезжает тяжелонагруженным своим собственным культурным багажом. Многие вещи, которые христиане - европейцы (русские, американцы и т.д.) считают правильными и естественными, по сути дела не являются библейскими идеалами, а представляют лишь составные части их собственной культуры.

И если миссионеры стремятся создавать в исламских странах подобия своих собственных церковных организаций, то тогда они остаются лишь с чахлым недоразвитым результатом. Поэтому необходимо изучить культурные особенности и традиции той конкретной страны, куда вы отправляетесь, чтобы стать там своим, "мусульманином (в национальном смысле слова, дабы не нарушить первую заповедь) для мусульман".


Вопросы:

1) В чем опасность "окультуривания" христианства?

2) Подумайте, какие установления вашей церкви (деноминации) являются неевангельскими?

3) От чего бы вы отказались и что бы вы использовали при создании "своей" церкви работая среди мусульман?



п. 43 Работа с новообращенными.

Обращенные из мусульман в церкви. Без сомнения, если вы соедините десять обращенных из мусульман и десять этнических христиан, то это не пройдет бесследно. (Примерами этнических христиан могут послужить копты в Египте, армяне в Турции, ассирийцы в Иране и китайцы христиане в Малайзии, русские и татары - кряшены (крещеные) в Татарстане и т.д.). Если вы сделаете это, то тогда группа воспримет формы поклонения и стереотипы поведения тех десяти этнических христиан.

Ничего в этом не было бы плохого, если бы не тот факт, что в таком случае обращенным из мусульман трудно будет почувствовать себя равноправными членами церкви и они не растут в духовном плане. Кроме того, что они оказываются вырванными из своего общества и культуры, они никогда не превращаются в руководителей. Они смотрят на этнических христиан, как на старших по вере, которые знают намного больше и могут руководить более эффективно. Что должен сделать миссионер, чтобы предотвратить доминирование других групп над группами из обращенных мусульман?

Общение в малой группе. Будет очень хорошо, если обращенные из мусульман будут иметь свои отдельные собрания. Это позволит им под водительством Духа Святого развить значимые для них модели поведения. Христиане во многих частях земного шара часто разбивают верующих по группам в соответствии с возрастом (молодежь, люди среднего возраста, пожилые), половой принадлежностью (мужчины, женщины), чтобы взрастить в этих людях чувство ответственности, заинтересованности и достичь каких-либо конкретных целей. Часто то же самое необходимо сделать и с обращенными из мусульман. Если группа станет поистине их группой, то тогда они будут свободно участвовать в ее делах и брать на себя ответственность.

Не надо портить обращенных из мусульман! Миссионерам необходимо быть очень осторожными в обращении с верующими из бывших мусульман. Слишком большое внимание может привести к массе проблем, равно как и отсутствие всякого внимания. Так или иначе, вы их тогда можете просто потерять.

Порою мы с таким трудом стараемся привести мусульман ко Христу, и вот, когда это происходит, мы даже порой не знаем, что же теперь-то нам надо делать. Когда наконец чудесным образом обращается один человек ко Христу, мы вдруг начинаем считать, что это так необычно и что это просто великое историческое событие. Естественно, этот человек оказывается в центре всеобщего внимания. С ним просто начинают нянчиться как с малым ребенком. Такая необычная "слава" часто балует человека, возбуждая в нем чувства собственной исключительности, гордости, эгоцентризма и губительно сказывается на нем. Как правило такой обращенный из мусульман становится испорченным ребенком, который проявляет диктаторские замашки к своим духовным родителям, а ему прощается все его дурное поведение. Это тянется до тех пор, пока, наконец, не наступает кризис и такой обращенный либо полностью восстает против своих попечителей, либо же покидает их, порой навсегда. В любом случае, результат трагичен.


Порою новообращенных не допускают к водному крещению, пока они не пройдут длительного "испытания временем" или какого-либо специального обучения, хотя подобная практика опровергается самой Библией (Деян. 2:41; 8:35-38; 10:44-48). В этих стихах говорится, что обращенных, как иудеев, так и язычников, крестили сразу же после их обращения к Иисусу Христу. Крещение это не церемония торжественного окончания каких-то испытаний и обучений, а наоборот первый шаг в жизни верующего.

Доверяйте руководство новообращенным. Неспособность привести обращенных к принятию ответственности еще одна ошибка, которой должны избегать миссионеры в своем руководстве вновь образованной общиной. Мы должны научиться определенному риску. Пока мы не доверим полномочия обращенным из мусульман, среди них не будет роста церкви. Мы должны доверять им, доверять их способности понимать Слово Божие, доверять их нравственному поведению, способности вести финансовые дела, доверять их нравственным стандартам ... все это во свете Библии и с помощью Духа Святого. Да, некоторые не смогут пройти проверку руководством, но, без сомнения, дальнейший успех превзойдет и перевесит число неудач.

Как и в предыдущем случае, нас может наставить пример Иисуса. Всего за сорок дней до вознесения Иисуса к Отцу Петр явно отрекся от Него и остальные ученики оставили Его. Но, без всякого сомнения, Он доверил тем же самым людям полномочия Великого Поручения, самой важной миссии в истории человечества.

Библия дает нам еще такой пример. Апостол Павел пишет, что Фигелл, Ермоген и другие руководители "оставили" его. Димас, Именей и Александр не справились с порученным им служением, и Павлу приходилось как-то смиряться с этими неудачами. Но, несмотря на все это, он продолжает советовать своим помощникам и спутникам делегировать полномочия другим людям (1 Тим. 1:19-20; 2 Тим. 1:15, 4:10; Титу 1:5).

Легко обвинять руководителей в самодостаточности. Люди, призванные Богом, чтобы стать руководителями, всегда находятся в опасности того, что попытаются взять на себя больше, чем смогут реально сделать. Распространенная ошибка полагать, что если вы призваны на служение руководителя, то вы призваны все делать сами.

Многие миссионеры среди мусульман рассказывают, что Дух Святой учил их доверять обращенным из мусульман те обязанности, которые они сами с удовольствием выполняли. Доверять им было порой нелегко. Конечно, был определенный риск неудачи, но по благодати Божией они видели необходимость делегирования полномочий обращенным в самом начале их пути со Христом. Эти люди понимали, что их роль состоит в том, чтобы приобретать мусульман для Христа и сразу начинать их подготовку как будущих руководителей.

Например, этими миссионерами водное крещение преподавалось только лишь раз, чтобы показать уверовавшим, как это надо делать. После этого все крещения преподавались местными людьми. Евхаристия совершалась лишь несколько раз перед верующими, чтобы показать, как оно совершается. Многие люди из таких церквей стали позднее пресвитерами и диаконами.

Мусульмане особо ценят взаимоотношения по принципу равенства и братства. Этот факт, равно как и библейская модель церковных отношений, делают делегирование полномочий необходимой стратегией.

Вопросы:

1) В чем состоят основные сложности работы с новообращенными?

2) В чем польза общения в малой группе?

3) Каких ошибок должен избегать духовный руководитель церкви в работе с новообращенными из мусульман?

4) В чем важность делегирования полномочий руководства новообращенным?

воскресенье, 26 июля 2015 г.

Византийские представления об Исламе

Никаких сведений об учении ислама в византийской литературе до начала VIII в. нет. Известно, что духовная и интеллектуальная встреча Мухаммеда и первых поколений его последователей с христианством была встречей не с государственной православной Церковью, а с монофизитскими и несторианскими общинами, которые составляли большинство христианского населения в Аравии, Египте, Сирии и Месопотамии. До конца эпохи Омейядов эти сирийские и коптские христиане были главными и на практике единственными представителями христианской веры в халифате. И благодаря посредничеству этих общин, а часто с помощью двойного перевода — с греческого на сирийский и с сирийского на арабский, — арабы впервые познакомились с произведениями Аристотеля, Платона, Галена, Гиппократа и Плотина. Среди монофизитов и несториан арабы нашли много управителей, дипломатов и торговцев, тех, кто желал помочь в строительстве империи и часто предпочитал, по крайней мере поначалу, приспособиться к мусульманскому игу, нежели страдать от притеснения, которое было судьбой всех религиозных диссидентов в православной византийской империи.

Первая встреча ислама с православным христианством состоялась на поле битвы, во время войн, в которых, начиная с VII в., арабы противостояли греческим императорам. Таким образом, обе цивилизации, стоявшие лицом к лицу, основывались каждая на своей религиозной идеологии, и каждая из сторон истолковывала отношения и действия другой как обусловленные религией. Так, если Коран призывал к священной войне против "тех, кто приписывает Богу неких сотоварищей" — то есть христиан, верующих в Троицу, — то византийцы, вслед за св. Иоанном Дамаскиным, отплатили пониманием ислама как "предвестника Антихриста". Но, как бы ни были резки эти утверждения, как бы ни был фанатичен призыв к священной войне, постепенно осуществлялось лучшее взаимопонимание благодаря усилиям дипломатии, необходимости сосуществования на территориях со смешанным населением и спокойному размышлению образованных умов.

Моя цель состоит в исследовании встречи Византии и ислама в сфере религии. Ограниченность объема не позволяет мне сделать более, чем предложить несколько примеров, иллюстрирующих различные позиции византийцев по отношению к вере ислама. Эти примеры будут взяты из четырех видов документов:

1 - Полемическая литература;

2 - Канонические и литургические тексты;

3 - Официальные послания византийских сановников к мусульманским сановникам;

4 - Агиографические материалы.

1.

Имя Иоанна Дамаскина обычно возглавляет всякий список христианских анти-мусульманских авторов.

Согласно традиции, преп. Иоанн принадлежал к богатой дамаскской семье Сергия Мансура, чиновника византийского финансового управления в Дамаске, участвовавшего в переговорах с арабами о капитуляции города в 635 г. Он сохранил свою должность при новом режиме и передал ее потомкам. Преп. Иоанн, согласно той же традиции, был его внуком. После исполнения в течение некоторого времени своих обязанностей, он удалился в монастырь св. Саввы в Палестине и стал одним из наиболее известных богословов и гимнографов греческой Церкви.

Если бы мы приняли эту версию, информация о том, что Иоанн принадлежал к арабской администрации времен Омейядов и поэтому знал арабскую цивилизацию из первых рук, была бы очень ценна для нас, К сожалению, эта история по большей части основана на арабском жизнеописании XI в., которое в остальном вызывает сомнение своей легендарностью. Более ранние источники — намного сдержаннее. Феофан рассказывает нам, что отец Иоанна был "Великим логофетом" (то есть хранитель печати, — высокая должность в империи и халифате — Пер.), во время правления халифа Абдул-Малика (685—705); возможно, это означает, что он заведовал сбором налогов с христианской общины.

Подобный пост не подразумевал бы с необходимостью глубокое знакомство с арабской цивилизацией. Деяния седьмого Собора, как кажется, наводят на мысль, что Иоанн наследовал отцовский пост, ибо его уход в монастырь св. Саввы сравнивается там с обращением апостола Матфея, который перед тем, как стать последователем Христа, был "мытарем", то есть "собирателем налогов".

Так как доступная нам информация о жизни Иоанна очень скудна, мы можем составить точное представление о его мыслях и взглядах на ислам только из его сочинений. К сожалению, при близком рассмотрении его работ обнаруживается очень мало сочинений, связанных с исламом. Йоханнес М. Хук (Johannes M. Hoeck) в своем критическом анализе традиции рукописей Дамаскина, упоминает четыре работы, связанных с именем Иоанна и имеющих отношение к исламу:

1. Глава из De haeresibus "О ересях", каталога ересей, который является частью главной работы преп. Иоанна Дамаскина "Источник знания" и основан на сходной компиляции, набросанной в V в. св. Епифанием Кипрским. Ислам довольно неожиданно определяется как христианская ересь и в печатном издании стоит под сто первым номером. За ним следует описание секты "Autoproscoptai" (своеобразное течение в среде христианского монашества), а предшествует исламу параграф об иконоборцах. В некоторых рукописях ислам значится под номером 100 и следует сразу за монофелитами (номер 99).

2. "Диалог между сарацином и христианином", соединение двух малых трактатов, оба из которых также были найдены под именем Феодора Абу-Курры, автора, о котором будет сказано ниже. "Диалог" был дважды опубликован под именем преп. Иоанна Дамаскина, раз Лекьеном и раз Галландусом; оба издания были воспроизведены в Мине.

3. В другом диалоге, где имя Абу-Курры стоит в заголовке, тем не менее специально упоминается, что Феодор написал его "с голоса Иоанна Дамаскина" — "техническое" выражение, недавно убедительно исследованное М. Ричардом (М. Richard), означает "в соответствии с устным учением" Иоанна Дамаскина. Настоящий же автор здесь, очевидно Абу-Курра, и фактически "Диалог" был найден также в некоторых рукописях без какого-либо упоминания преп. Иоанна Дамаскина.

4. Четвертое антимусульманское сочинение, приписываемое Иоанну — никогда не публиковавшееся арабское "Опровержение", которое никогда и не исследовалось.

Из всех этих текстов наиболее достоверной выступает глава об исламе в De haeresibus. Но даже и в этом случае выражаются сомнения в отношении ее подлинности, а цитаты из Корана признаются некоторыми исследователями позднейшими вставками.

Поэтому каков бы ни был результат дальнейшего критического исследования антиисламских сочинений, приписываемых преп. Иоанну Дамаскину, по-видимому, его вклад в историю византийской полемики с исламом незначителен. Если кто-то и допустит аутентичность этих сочинений даже частично, хронологически они, как это будет ясно ниже, не были наиболее ранними из работ, написанных на эту тему византийским автором. Богословски они не много добавляют к бесспорной славе Иоанна Дамаскина, защитника иконопочитания, автора первого систематического Изложения православной веры и одного из самых одаренных гимнографов восточного христианства. Изучение литургических текстов, приписываемых преп. Иоанну Дамаскину, решительно подтверждает впервые полученное от чтения главы об исламе в De haeresibus впечатление об Иоанне, который, живя в христианском гетто, сохраняет нетронутой византийскую политическую и историческую перспективу. В своих песнопениях он молится за победу императора над его врагами1; он надеется, что через заступничество Богородицы император попрет своей стопой варварские народы2. Он не испытывает недостатка в упоминании stauroforos anax ("крестоносного властителя" — Пер.} как щита, защищающего Христово наследие от "хульных" врагов3. И нет никакой двусмысленности в идентификации этих врагов: они — "измаильтеския люди <...> борющие ны", и Богородицу просят положить их под стопу "любоблагочествующего" императора.

Умом и сердцем преп. Иоанн все еще живет в Византии. Тот факт, что император — чье победное возвращение на Ближний Восток он с надеждой ожидает — тем временем впал в иконоборческую ересь, значит для него гораздо больше, чем верования арабских завоевателей. И, разумеется, он значительно лучше осведомлен о событиях в Константинополе, чем об исламе.

Даже если в конце концов будет доказано, что последняя, 101 глава из De haeresibus, которая содержит цитаты из Корана, не является позднейшей вставкой, это еще не обеспечивает ясного свидетельства того, что Иоанн в действительности прочел Коран5. Все знание об исламе, прямое или косвенное, которое выказывает преп. Иоанн, относится только к четырем сурам — второй, третьей, четвертой и пятой — и к устным мусульманским преданиям, особенно к тому, которое связано с поклонением Каабе в Мекке; для Иоанна — это предлог для осмеивания исламских легенд о верблюде Авраама, привязанном к этому священному камню. Знание устных арабских преданий, иногда более древних, чем сам ислам, выказывамое преп. Иоанном и другими византийскими полемическими авторами, — возможно, одна из интереснейших сторон того типа литературы, который мы сейчас исследуем; в то же время это иллюстрирует случайный и поверхностный характер их знакомства с исламом. Легендарные банальности об истоках ислама повторяются разными авторами по-разному. Я упомяну лишь один пример, который показывает, что преп. Иоанн не был здесь осведомлен лучше других греков. Иоанн говорит о доисламском культе Афродиты (называемой арабами Haber или Habar) в Мекке, который сохранился в форме поклонения священному камню Каабе1. То же самое упоминается Константином Багрянородным в De administrando imperio1. Вот что пишет Константин: "Они также молятся звезде Афродиты, которую называют Koubar, и выкрикивают свои мольбы "Alla oua Koubar, то есть, Бог и Афродита. Ибо они называют Бога 'Alla, oua употребляют для союза и, и зовут они звезду Koubar. Таким образом, они говорят 'Alla oua Koubar".

Дело исследователей арабской культуры — сообщить нам, какую ценность представляет это императорское проникновение в сферу этимологии, которое, очевидно, параллельно текстам Дамаскина, хотя и независимо. Традиционный мусульманский призыв Allahu akbar — "Бог велик" — на которое очевидно и ссылаются здесь, ставил в тупик византийских авторов начиная с VIII в. Около 725 г., то есть до времени преп. Иоанна Дамаскина, Герман Константинопольский также упоминает "сарацин, живущих в пустыне, обращавшихся к неодушевленному камню, взывая к так называемому Hobar. Иоанн Дамаскин отождествляет Habar или Haber (он употребляет эти две формы) как с самой Афродитой, так и с Каабой, которая, согласно его мнению, представляет голову языческой богини. В IX в. Никита также говорит об "идоле Houbar", представляющем Афродиту. То, что некий культ Утренней Звезды существовал среди арабов до появления ислама, кажется несомненным, и это было известно византийцам, пытавшимся, конечно, найти в исламе следы язычества. Однако пример с Афродитой подтверждает, что преп. Иоанн Дамаскин не добавил ничего существенного к той информации об исламе, которая была уже доступна византийцам, его современникам, и просто употребил принятый аргумент, который подходящим образом подтверждал византийское убеждение в том, что арабы "погрязли в распутстве".

С другой стороны, как мы уже отмечали, преп. Иоанн перечисляет ислам среди христианских ересей. Это отношение к исламу основывалось на том факте, что Коран допускает признаки Откровения как в иудаизме, так и в христианстве. Иоанн и его современники склонялись поэтому к тому, чтобы применить к исламу критерий христианского православия и уподобить ислам христианской ереси, уже осужденной. Итак, Мухаммед был арианином, потому что он отрицал божественность Логоса и Святого Духа; отсюда возможно, что легенда Мухаммеда была привнесена в христианскую религию монахом-арианином. Действительно, в контакт раннего ислама с христианством были вовлечены монофизитские и несторианские общины, но, конечно, не ариане, и имя приписываемое Иоанном мусульманам — koptai tou Theou("резчики Божий"), потому что они "вырезают" из Бога Логос и Дух, — является ответом мусульманскому обвинению, направленному против христиан, что они 'etairiastai — "те, кто допускает сотоварищей Бога".

Вместе с этими полемическими аргументами, относящимися к противостоянию между абсолютным монотеизмом ислама и христианской доктриной Троицы, Иоанн затрагивает другой острый вопрос несогласия — вопрос свободной воли и предопределения, и все его доказательство сопровождается самыми яростными эпитетами, которые он дает Мухаммеду — "лжепророк", "лицемер", "лжец" и "прелюбодей". Все это, разумеется, было принято со всеми подробностями другими полемическими авторами-

Два имени достойны особого упоминания в истории ранне-византийской полемики против ислама: арабоязычный епископ Феодор Абу-Курра, во второй половине восьмого столетия живший на оккупированной мусульманами территории, большей частью в Сирии, и Никита Византийский, приближенный Фотия. И хотя они писали в разных стилях и находились в различных обстоятельствах, как Феодор, так и Никита были намного лучше знакомы с исламом, чем преп. Иоанн Дамаскин; Феодор — потому что он жил бок о бок с мусульманами и вовлекал кх в диалог, а Никита — так как он изучил весь текст Корана.

Абу-Курра писал и на греческом, и на арабском. Из его 52 коротких греческих трактатов большинство составлено в форме диалога с еретиками, встреченными автором (несториане, монофизиты, оригенисты), а семнадцать — направлены против ислама. Эти короткие сочинения дают ощущение настоящей природы тех отношений, которые существовали между мусульманами и христианами в VIII в. Диалоги Феодора содержат четкую отрицательную позицию по отношению к вере ислама и к личности Мухаммеда, лжепророка-арианина (1560А), находящегося во власти беса (1545В—1548А). Но использованные доводы представлены так, чтобы они были поняты оппонентами, что соответствует принципам настоящего диалога. Несколько тому примеров: арабы отвергают веру в Троичность Божества, потому что она привносит разделение в Боге. Но существует один Коран, несмотря на множество его копий; также и Бог есть Один в Трех (1528CD). Короткий диалог содержит христианское учение о Евхаристии, которое, конечно, было труднопонимаемым для мусульман; и здесь Феодор полагается на медицинские образы, близкие обеим сторонам: сошествие Святого Духа на хлеб и вино, которые посредством этого прелагаются в тело и кровь Христову, сходно работе печени, которая усваивает пищу через выделение тепла (1552D—1553C), В вопросе, который был неизбежным в любой беседе между мусульманином и христианином — о многоженстве ~ Феодор занимает прагматическую позицию, которая, как он знает, будет легче понята его оппонентами, чем любая ссылка на высокую мораль или на святость брака. "Женщина, — пишет Феодор, —выходит замуж ради наслаждения и рождения детей". Но кто может представить большее наслаждение, чем то, которое испытывали Адам и Ева в раю, где тем не менее царила моногамия? И когда мусульманин все еще утверждал, что он предпочитает многоженство, так как оно обеспечивает более быстрое преумножение человеческого рода, Феодор отвечает, что так как Бог не заботился о быстром умножении человека, когда человек был один на земле, то Он, конечно, не желает слишком великого преумножения и ныне... И он заканчивает свое доказательство напоминанием мусульманину о неминуемых ссорах и сценах ревности, которые происходят в гареме (1556A—1558D).

Прагматический характер некоторых диалогов Абу-Курры не мешает применению искусных богословских доводов. Последователь Аристотеля, Феодор был знаком со всеми тонкостями византийского тринитарного учения и христологии. Когда мусульмане, возражая против учения о смерти Христа, говорили, что разделение тела и души должно было бы значить исчезновение Христа как Личности, — Феодор отвечал, ссылаясь на православное учение об ипостасном единении, основанное на единстве Божественной Ипостаси Христа, существующей и сохраняющейся даже в смерти, что эта Ипостась — объединяющий фактор для всех составляющих Богочеловека; поэтому тело Христово остается нетленным во гробе (1583— 1584).

Дискуссия довольно часто затрагивает моменты учения о предопределении, которое развивалось в ортодоксальном исламе и часто обсуждалось в мусульманском мире. Оно, конечно, опровергалось Феодором в ряде доказательств, которые отражают реальные споры на популярном уровне: если Христос должен был умереть сознательно, тогда, говорят мусульмане, христиане должны благодарить евреев за содействие в исполнении Божьей воли, так как все, что случается, соответствует Его воле. Феодор отвечает: так как вы утверждаете, что все погибшие в священной войне с неверными отправляются на небеса, вы должны благодарить ромеев за убийство множества ваших собратий (1529А). Но спор о предопределении протекает также и на более высоком философском и богословском уровнях: Феодор объясняет христианское учение о божественном акте творения, завершенном в шесть дней, который, с тех пор дал человеческой свободной воле возможность действовать, творить и выбирать; если и существует какое-либо предопределение к добру, то оно наследуется в крещении, которое есть новое рождение и должно быть принято свободно и сопровождаться добрыми делами (1587А-1592С); этот отрывок о предопределении дословно воспроизводится в "Диалоге", приписываемом преп. Иоанну Дамаскину.

Многие из богословских вопросов, затронутых Феодором, обсуждаются также в обширном трактате Никиты Византийского, посвященном императору Михаилу III. Никита пишет в Константинополе; он, возможно, никогда не беседовал с мусульманами, но у него есть полный текст Корана, систематическую критику которого он и дает, точно цитируя многочисленные суры с их названиями и нумерацией (последняя не всегда соответствует принятой в современных изданиях Корана). Книги Никиты делятся на две части:

1. Апологетическое толкование христианской веры, сосредоточенное в основном на учении о Троице (673—701).

2. Систематическое опровержение Корана в тридцати главах (701-805). Опровержение Никиты по сути чисто академично и схоластично; это умственное упражнение, относящееся к тому виду, который следовало ожидать от образованного круга ученых, собиравшихся вокруг Фотия и финансируемых кесарем Вардой и двором Михаила III, По существу оно отражает впечатление, произведенное Кораном на византийского интеллектуала IX в., которому вменили в обязанность опровергнуть новую веру. Он выполняет свою задачу с большой осторожностью, но без всякой заботы о возможном мусульманском слушателе или читателе.

Сравнивая Коран с христианским Писанием, он говорит о "наиболее печальной и наиболее неуместной книжице араба Мухаммеда, полной кощунства против Всевышнего, со всей его безобразной и грубой непристойностью", которая не обладает даже видимостью какого бы то ни было библейского жанра и не является ни пророческой, ни исторической, ни законодательной, ни богословской, но вся беспорядочна. Как это может быть, спрашивает он, послано с небес? Никита не знает арабского и использует несколько различных переводов Корана. Это, например, очевидно из его рассмотрения знаменитой 112 суры, направленной против христианского тринитарного учения, которая с тех времен стала неизменным предметом каждой дискуссии о вере между христианами и мусульманами: "Скажи: “Он — Аллах ~ един, Аллах, вечный; не родил и не был рожден, и не был Ему равным ни один!”" {Перевод И.Ю. Крачковского).

Арабское слово самад, означающее "твердый", "массивный", "постоянный" — передается здесь словом "вечный", а в начале книги Никиты переводится греческим 'olosfairos, то есть "совершенно-шарообразный", что дает автору повод осмеивать подобное материальное понимание божественности (708А). Позднее он поправляет свой перевод и передает самад с помощью слова 'olosfuros ("совершенно-выкованный" — Пер.}, которое обозначает твердую металлическую массу, кованную молотом, что ближе к реальному образу Бога, данному текстом Корана (776В).

Другой пример непонимания из-за ошибочного перевода: Никита обвиняет Коран в учении о том, что человек появляется "из пиявки" (708А). В действительности же арабский текст (96 сура, 2) говорит о сгустке свернувшейся крови.

Я выбрал эти примеры среди многих других в тексте Никиты, так как они повторяются многими другими византийскими авторами и занимают центральное место в позднейшей полемике. Они иллюстрируют постоянное взаимонепонимание между двумя культурами и двумя типами религиозного мышления, а также показывают явное знание коранических текстов частью византийцев. Вполне очевидно, например, что Никита Византийский изучил Коран, пусть даже в неточных переводах, которые, возможно, были неминуемы на раннем этапе византийско-арабских отношений. С другой стороны, можно задать вопрос, действительно ли такие византийские толкования исламского учения, как утверждаемая вера в шарообразный образ Бога или в пиявку в качестве начала человека, не пришли из некоторых народных форм арабской религии — отличных, разумеется, от правоверного ислама, — которые были известны византийцам.

Полный обзор византийской литературы, направленной против ислама, должен, конечно, включать исследование многих византийских документов, относящихся хронологически к более поздним периодам, лежащим вне сферы нашей работы. Было бы достаточно упомянуть здесь, что с VIII по XV вв. знание об исламе в Византии постепенно возрастало. Писатель XIII в. Варфоломей Эдесский уже демонстрирует некое знакомство с ролью Османа и Абу-Бакра после смерти Мухаммеда. В XIV в., будучи уже не у дел, император Иоанн VI Кантакузин собирает более богатую информацию. Он составляет четыре трактата, опровергающих Коран, и четыре Апологии христианства, нацеленных против мусульман. Вдобавок к ранним византийским источникам он использует латинское Опровержение ислама, написанное флорентийским монахом-доминиканцем, Рикальдом из Монте Кроче (Ricaldus de Monte Сгосе, ум, 1309) и переведенное Димитрием Кидонисом.. Похоже, что Кантакузин посчитал издание анти-исламских сочинений главным делом своей жизни: в хорошо известном списке его богословских работ, заказанных самим Кантакузином для его частной библиотеки (этот список находится сейчас в Париже, Paris, gr. 1242), экс-император изображает себя держащим свиток с надписью "Велик христианский Бог", — слова, которые были Incipit (то есть "началом, источником" — Пер.} его работы против ислама. И хотя его основной метод опровержения остается все еще академическим и отвлеченным, но нет никакого сомнения, что Кантакузин лучше, чем его предшественники, отдает себе отчет- в той новой ситуации, в которой живет. Он реалистично рассматривает противостояние с исламом и демонстрирует готовность к тому, чтобы искать сведения и доводы среди любых источников, даже в работе латинского монаха (он цитирует его сочинение: "монах Ордена проповедников — по имени Рикальд, отправился в Вавилон <...> и, усиленно занимаясь, выучил наречие арабов"). И он молится не только о разрушении исламской веры, но и об обращении мусульман. Все это подтверждает, что он воспринял ислам намного серьезнее, чем кто-либо из авторов VIII или IX вв. Возможно, здесь стоит упомянуть, что друг Кантакузина, известный богослов-исихаст архиепископ Фессалоникийский Григорий Палама описывает в 1352 г. свое путешествие в оккупированную турками Малую Азию в довольно оптимистических тонах, надеясь, подобно Кантакузину, на последующее обращение мусульман, и подразумевая, что до тех пор будет принято дружественное сосуществование.

2.

Византийская полемическая литература во многом определила официальное каноническое отношение Церкви к исламу, отношение, которое было отражено в чинопоследованиях принятия мусульман, обращенных в христианство. Один такой очень древний чин содержит ряд из двадцати двух анафем против мусульманских верований. От обращенного требуется анафематстнование Мухаммеда, всех родственников пророка (каждого по имени} и всех халифов включая Йезида (680—683). Тот факт, что более поздние халифы не упомянуты, привел о. Кюмона к заключению, что этот обряд относится к началу VIII в. Но так как список не выстроен хронологически (за Йезидом следует Осман, третий халиф), то этот довод не выглядит полностью убедительным.

Другие анафемы направлены против Корана; против мусульманского представления о рае, где будут иметь место все виды греха, "так как Бог нс может быть постыжаем"; против многоженства; против учения о предопределении, которое ведет к той мысли, что Сам Бог есть источник зла; против мусульманской интерпретации евангельских рассказов и коранической трактовки Ветхого Завета. Анафемы повторяют многие из аргументов, используемых полемистами: упоминаются арабское поклонение Афродите, называемой Habar, и теория о том, что человек произошел из пиявки, — и от новообращенного в христианство требуется формально отвергнуть их.

Автор этого чина явно больше знал об исламе, чем преп. Иоанн Дамаскин. Возможно, он использовал трактат Никиты, а также другие современные ему источники. И поэтому кажется обоснованным датировать чинопоследование IX веком, — тем временем, когда были составлены подобные же обряды для принятия иудеев и павликиан. Во всяком случае, этот самый чин был все еще в употреблении в XII в., потому что Никита Хониат дает подробное изложение одного конфликта, противопоставившего императора Мануила I и Патриарший синод, в котором главную роль играл митрополит Фессалоникийский Евстафий. В 1178 г. Мануил издал два указа, предписывавшие удалить последнюю анафему из чинопоследования, начиная с экземпляра, бывшего в употрсбленнии в Великой церкви св. Софии. Анафема, цитировавшая 112 суру, звучит так: "Я анафематствую Бога Мухаммеда, о котором он говорит: “Он -- Бог единый, Бог вечный [в греческом тексте стоит 'olosfuros — из 'кованого металла']; не родил и не был рожден, и нет Ему подобного ни одного”!"

Причиной этой меры была боязнь императора шокировать новообращенных принуждением их анафематствовать не только верования Мухаммеда, но и "Бога Мухаммеда", ибо это подразумевало, что христиане и мусульмане в действительности не верят в одного и того же Бога. Императорская мера встретила сильное противодействие со стороны патриарха и синода. Евстафий Фессалоникийский, который в этом вопросе выступил как говорящий от лица Церкви, заявлял, что Бог, о Котором веруют, что Он из "кованого металла", является не истинным Богом, а вещественным идолом, который и должен быть апафематствован как таковой. После некоторого спора между дворцом и патриархатом был найден компромисс. Император отменил первоначальный указ; двадцать вторая анафема была сохранена в чине, но теперь она звучала просто: "Анафема Мухаммеду, всему его учению и всему его наследству". Этот текст сохранился в поздних изданиях богослужебных книг.

Этот эпизод имеет значение, поскольку он ясно иллюстрирует существование в Византии двух взглядов на ислам: крайний и "закрытый", который принимал абсолютно отрицательное отношение к учению Мухаммеда и рассматривал его как форму язычества, и другой — более умеренный, пытавшийся избежать сжигания всех мостов и сохранить некоторые обоюдно значимые критерии, в частности — признание общей верности монотеизму.

Мануил I принадлежал ко второй группе, и в этом отношении он следовал традиции, которая, похоже, стала преобладающей в официальных правящих кругах Византии. Это можно заметить из следующей категории документов, которые мы рассмотрим — из писем Византиийских императоров и чиновников, адресованных их арабским корреспондентам.

3.

Первое и исторически наиболее важное — письмо Льва III халифу Омару II. Омар II правил только три года (717-720), и поэтому письмо может быть датировано с относительной точностью. Я не могу подробно обсуждать здесь проблему его подлинности. О факте переписки по вопросам веры между Львом и Омаром ясно свидетельствует Феофан, но оригинальный греческий текст письма (или писем) Льва утерян. Краткая латинская версия была издана Хампериусом, ошибочно приписавшим письмо Льву VI. Эта атрибуция была некритически принята Крумбахером и Айхнером. Армянская версия, гораздо более длинная, была сохранена историком Гевондом. Она воспроизводит первоначальный текст, возможно, с некоторыми незначительными вставками.

Документ интересен сразу в нескольких отношениях: 1. Письмо, исходящее от первого императора-иконоборца, предшествует самому иконоборческому спору и таким образом дает ценное свидетельство о взглядах Льва на ико но почитание в этот ранний период; это свидетельство находит подтверждение, как мы дальше увидим, в других современных ему источниках. 2. Это первый известный нам византийский текст, опровергающий ислам, и он показывает более широкое знание предмета, нежели другие современные ему полемические сочинения.

Письмо Льва — это ответ на торжественный призыв Омара прислать ему изложение христианской веры. В самом деле, у ранних халифов было обыкновение при восшествии на престол посылать "неверным" государям подобные запросы, обличающие их верования и призывающие принять ислам. Омар просит Льва представить доводы, которые заставляют его предпочесть христианство любой другой вере, и задает ему несколько вопросов: "Почему христианские народы после смерти апостолов Иисуса разделились на семьдесят два племени?.. Почему они исповедуют трех богов?.. Почему они поклоняются костям апостолов и пророков, а также изображениям и кресту?.."

Все ответы Льва основаны на серьезной экзегезе — как библейской, так и коранической. В его случае не может быть и речи о доверии народным легендам и искажениям. Он явно не нуждается ни в осуждении культа Афродиты, якобы утверждаемого исламом, ни в отречении Омара от доктрины, что человек произошел от пиявки. Он не сомневается, что и он, и тот, кому он пишет, верят в одного и того же Бога, что Омар принимает Ветхий Завет как истину Откровения. Ему нужны доводы в поддержку истинной религии? Но многочисленные пророки и апостолы засвидетельствовали божественность Иисуса, а Мухаммед находится в одиночестве... И как можно утверждать, что Коран выше любой критики? "Мы знаем,— пишет Лев, — что [Коран] составили — Умар, Абу-Тараб и Солман Перс, даже если и слух прошел вокруг тебя, что он послан с небес Богом..." И так же нам известно, что "некий Хадджадж, которого назначил ты правителем Персии, заменил древние книги другими, сочиненными им самим, по собственному вкусу..." И разве ислам, младшая из двух религий, не раздирается расколами еще более серьезными, чем те, которые постигли древнее сравнительно с ним христианство? Эти разделения произошли в исламе, продолжает Лев, хотя он возник среди одного лишь народа, арабов, тех, кто говорит на одном языке, в то время как христианство с самого начала было принято греками, римлянами, евреями, халдеями, сирийцами, эфиопами, индийцами, сарацинами, персами, армянами, грузинами и албанцами: некоторые споры между ними были неизбежны!

Большая часть письма Льва посвящена проблемам обряда и богослужения и отвечает на нападки Омара на христианское учение о таинствах. В критике византийским императором культа Каабы не содержится ничего от мифических преувеличений других полемистов. Он пишет: "Неизвестно, в сторону какой земли обращались пророки во время молитвы. Одни лишь вы были увлечены к почитанию языческого алтаря для жертвоприношений, который вы называете “Дом Авраамов”. В Священном Писании ничего не говорится о том, чтобы Авраам приходил к этому месту...". И далее интересный отрывок, касающийся почитания креста и икон: "Мы почитаем крест ради страданий Воплотившегося Бога-Слова <..-> Что же касается изображений, мы не оказываем им равного уважения, так как в Священном Писании не получили никакой заповеди по этому поводу. Однако, находя в Ветхом Завете, что Божественное повеление предписало Моисею выполнить в скинии изображения херувимов, и одушевленные искренней привязанностью к ученикам Господа, которые пылали любовью к Самому Спасителю, мы всегда чувствовали желание сохранить их образы, которые дошли до нас из тех времен как их живые изображения. Их присутствие умиляет нас, и мы прославляем Бога, Который спас нас посредством Своего Единородного Сына, появившегося в мире в сходном облике, и мы также прославляем святых. Что же касается дерева и красок, мы отнюдь не испытываем благоговения перед ними".

Этот текст ясно отражает состояние умов, преобладавшее при византийском дворе в годы, которые предшествовали иконоборческому указу 726 г. Иконы все еще являются частью официального государственного православия, но Лев придает им не более чем образовательную и эмоциональную значимость; поклонение кресту выражено более четко, и мы знаем, что оно сохранялось даже самими иконоборцами. Употребление изображений явственно оправдывается ветхозаветными текстами, но — никакого благоговения перед "деревом и красками". Сходную позицию можно найти в современных Льву письмах патриарха Германа, который примерно в 720 г. все еще представлял официальную точку зрения на иконы. Тот факт, что она выражена в тексте письма, сохраненного Гевондом, ясно указывает на его подлинность, потому что позднее ни иконоборцы, ни православные не могли бы проявить столь нейтральное отношение к иконам. Православные, хотя и осуждая по-прежнему почитание "дерева и красок" как таковых, еще найдут опору в учении о Воплощении для обоснования таинственного, а не лишь образовательного, подхода к иконам, в то время как иконоборцы осудят любое изображение Христа и святых.

Таким образом, письмо Льва представляет интересный пример христианской апологетики, основанной на преуменьшении роли икон, и можно ясно увидеть важность такого апологетического отношения к исламу в ранний период развития иконоборчества. Иконоборческий эдикт 726 г. был просто следующим и решающим этапом этого процесса. Как едко отметил Андре Грабар, "холодная война" пропаганды и шантажа велась наряду с вооруженным конфликтом, в котором Византия постоянно сталкивалась с халифатом на всем протяжении 2-й половины VII в. и в начале VIII в. Священные изображения играли важную роль в этой холодной войне то как символ христианства против неверных, то как доказательство христианского идолопоклонства- И так же, как в современной холодной войне, противники зачастую использовали методы друг друга. Переписка между Львом III и Омаром — интересное явление в процессе постепенного нарастания остроты этих вопросов.

Другие сохранившиеся письма византийских сановников, относящиеся к нашей теме, датируются IX и Х вв. и имеют меньшую историческую ценность. Около 850 г. император Михаил III получил письмо "от арабов", и попросил Никиту Византийского, полемиста, основную работу которого мы уже исследовали, ответить им от его имени. Естественно предположить, что послание, полученное от халифа Михаилом III, было похоже на то, которое Омар послал Льву III; в этом случае халифом был бы Аль-Мутаваккил (874—861). Оба ответа, написанные Никитой, полностью посвящены изложению христианского учения о Троице, которое, как доказывает автор, по своему существу не противоречит монотеизму. В своем первом опровержении Никита воспроизводит часть своего полемического трактата, посвященного "положительному" изложению христианской веры, но опускает прямую полемику и критику Корана. Мы не знаем, были ли в действительности сочинения Никиты переданы корреспонденту императора, но здесь можно заметить, что уже в IX в. соблюдалось существенное различие между "внутренним" употреблением полемических сочинений и требованиями дипломатической учтивости.

Без сомнения, эти требования соблюдались в переписке между Фотием и халифом, о существовании которой упоминает племянник Фотия, патриарх Николай Мистик. Сам Николай также переписывался с халифом по политическим вопросам; сохранились три его письма. Из них мы узнаем, что между мусульманами и христианами действительно существовала достаточная степень взаимотерпимости, особенно, когда противнику могли воздать по заслугам в случае какой-либо обиды. Поскольку, как говорится в письме патриарха, заключенные-арабы могли молиться в константинопольской мечети без какого-либо принуждения их к принятию христианства, и халиф также должен был прекратить гонения на христиан - Николай ссылается на те заповеди самого Мухаммеда, которые призывают к веротерпимости. В другом письме он в сильных выражениях говорит о вере в Единого Бога, которую разделяют и христиане, и мусульмане. Вся власть исходит от Бога, "от Того Единого Бога, от Которого все мы получили власть правления", в том числе "две власти над всеми властями на земле, то есть власть арабов и ромеев, имеют преимущество [над всеми] и сверкают, как два больших светила на небосводе. И это само по себе для них достаточная причина жить в братской дружбе".

Было бы несправедливо не упомянуть здесь, наряду с этими двумя официальными дипломатическими письмами, злобный и бездарный пасквиль, составленный около 905—906 гг. в Константинополе и неправильно приписываемый перу Арефы, епископа Кесарийского, известного ученого и ученика Фотия. Пасквиль состоит в основном из многочисленных шуток в дурном вкусе по поводу мусульманского представления о рае. Как недавно продемонстрировал проф. Р. Дж. X. Дженкинс, настоящий автор памфлета — некий Лев Хиросфакт, которого Арефа высмеивает в одном из своих диалогов. Для нас интерес к этому документу обусловлен тем обстоятельством, что византийская антиисламская полемика могла одновременно вестись на очень разных уровнях и что дипломатическая вежливость и интеллектуальное понимание на уровне правителей не препятствовали клевете и окарикатуриванию на ином уровне.

4.

В начале VIII в. преп. Иоанн Дамаскин с ужасом описывает ересь, появившуюся "во времена Ираклия": "обманчивое заблуждение исмаильтян, предвестие Антихриста." Шесть веков спустя Иоанн Каятакузин в почти таких же словах говорит о той же катастрофе, "которая случилась во время правления Ираклия". Между двумя религиями была пропасть, через которую нельзя было перекинуть мост ни пышной полемикой, ни диалектическими аргументами, ни дипломатическими усилиями. Непреодолимое на духовном и богословском уровне, это противостояние с самого начала приняло также форму грандиозной борьбы за господство в мире, так как обе религии претендовали на вселенскую миссию и обе империи — на мировое главенство. По самому своему религиозному замыслу ислам не мог провести различие между "политическим" и "духовным", но и Византия никогда не желала проводить различие между универсальностью Евангелия и имперской универсальностью христианского Рима. Это осложняло взаимопонимание и приводило обе стороны к тому, чтобы в конце концов рассматривать священную войну как нормальный вид отношений между двумя империями.

Вполне закономерен, тем не менее, вопрос о том, какова была ситуация на обыденном уровне. Каким было отношение простых христиан к мусульманам а их повседневных связях как на оккупированных землях, так и в пределах империи, где встречалось множество арабских торговцев, дипломатов и заключенных? Похоже, лучший источник для ответа на этот вопрос — агиография. Мои беглые наблюдения в этой области показали, однако, что и здесь решение не может быть простым. С одной стороны, у нас есть большое число житий мучеников с описанием избиений, совершенных мусульманами — монахов из монастыря св. Саввы, шестидесяти греческих паломников в Иерусалиме в 724 г., чья смерть оборвала семилетнее перемирие между Львом III и халифатом, сорока двух мучеников аморийских, захваченных в плен во время правления Феофила, многочисленных христиан, которые, не выдержав давления, приняли ислам, а затем, покаявшись вернулись в Церковь, как это сделали два святых в VIII в. — Вакх Молодой и Илия Новый. Неудивительно, что в обыденном представлении всякий мусульманин был ужасным и отвратительным существом; в житии св. Андрея, Христа ради юродивого, сам сатана является в облике арабского купца. Более того, арабы, занимавшие определенное место в византийском государственном управлении, имели чрезвычайно плохую репутацию в глазах народа; так обстояло дело с "сарацинами", которые, согласно житию свв. Феодора и Феофана Грантов, служили при императоре Феофиле, и с Самоной, приближенным Льва VI. В оккупированных областях христиане зачастую жили в закрытых гетто, избегая любого общения с мусульманскими властителями: когда св. Стефан, монах из монастыря св. Саввы и человек, пользовавшийся большим уважением со стороны как христиан, так и мусульман, узнал, что Илия, иерусалимский патриарх, арестован, он отказался пойти и заступиться за него, потому что знал, что это будет бесполезно.

Время от времени в житиях святых воспроизводятся споры между христианами и мусульманами, и в этих случаях в них используется полемическая литература, о которой говорилось выше: и рассказе Эводим о страдании сорока двух мучеников аморийских проблема предопределения упоминается как основное различие между двумя религиями. Среди подобных документов богатейшим по содержанию и наиболее оригинальным является рассказ об имевшей место ок. 850 г. дискуссии, в которую оказался вовлечен Константин — посланник императора в Самарре и будущий апостол славян. Этот рассказ был сохранен в славянском житии Константина. Позиция Константина "Философа" — всецело апологетическая: он защищает христиан от обвинения, упомянутого выше, — что они являются "раскалывателями Бога", он цитирует Коран (сура XIX, 17) в поддержку христианской доктрины рождения от Девы и так же, как Абу-Курра, опровергает утверждение мусульман, что разделение христианства на различные ереси и секты — доказательство его непоследовательности. Он выдвигает встречное обвинение мусульман в недостаточной моральной строгости, что являлось обычным христианским возражением на претензию ислама быть Богоогкровенной религией. В заключение он выражает классическое византийское мнение, что "империя Ромеев" — единственная, благословленная Богом. Он находит даже библейское основание для этого взгляда: дав Своим ученикам заповедь платить положенное императору и заплатив налог за Себя и остальных (Мф 17:24-27; 22:19—21), Иисус имел в виду только Римскую империю, а не любое государство; поэтому христиане не обязаны признавать власть халифа. Арабам нечем гордиться даже в области искусств и наук, ибо они всего лишь ученики римлян. "Все искусства пришли от нас", заключает Константин.

Однако то там, то здесь в агиографических сочинениях звучит более положительная нота. В другом месте жития св. Стефана рассказывается, что святой "принимал с сочувствием и уважал всех, мусульман так же, как и христиан". Про святость и гостеприимство некоторых христианских святых говорится, что они производили благоприятное впечатление на сарацин, которые при этом изображаются в житиях с большей снисходительностью. Это происходит, например, в начале Х в., когда арабы, вторгшиеся на Пелопоннес, были так поражены святостью св. Петра Аргосского, что тотчас приняли крещение. Примерно в то же время кипрский епископ Димитриан, путешествуя в Багдад, был принят халифом и добился возвращения на Кипр многих греков, бывших в плену. В другой знаменательной истории рассказывается, что во время правления Михаила II после нападения на Никополь в Эпире один араб из отступающей мусульманской армии остался в горах и жил там в полной изоляции несколько лет, боясь общения с местными жителями. Однако в течение этих лет ему удается принять крещение. Однажды он по ошибке был убит охотником. Позже он вошел в местный мартиролог под именем св. Варвара, так как даже имя его было не известно. Константин Акрополит, начиная свой рассказ о жизни св. Варвара, первым делом цитирует послание ап. Павла: "Нет ни эллина, ни варвара, но все и во всем Христос"...